Алла послушно нагнулась, подставила шею. Родька плотно обхватил ее правой рукой, глубоко вдохнул. От нее шел
— Ну, взяли! — скомандовал он и, опираясь на нее, сильным рывком переместился в кресло, по-прежнему крепко прижимая согнутую Аллу к себе.
Почти одновременно с этим Родька левой рукой вытащил из полой ручки кресла спрятанную в ней заточку. Заточку эту он довел до остроты
— Спасибо, милая. Век не забуду! — хрипло прошептал Родька с неповторимым выражением.
Это была его любимая, произносимая под занавес фраза.
Чуть-чуть подтянув к себе Аллину голову, он с усмешкой взглянул в ее удивленные темно-синие глаза, слюняво чмокнул в сочные губы и сноровисто полоснул заточкой по вытянутой напрягшейся шее.
Аллины глаза в ужасе расширились, она открыла рот и пробулькала что-то невнятное.
Родька спокойно положил заточку на колени, сорвал с разрезанной шеи агатовый кулон на золотой цепочке и только тогда разжал правую руку, левой резко оттолкнув бабу от себя. Она упала с глухим стуком.
Родька покосился вниз. Голова бабы с открытым ртом, мелко дергаясь, лежала рядом с сумочкой, а на шее как будто образовался второй, огромный красный рот, из которого густо струилась кровь.
Родька спрятал обратно заточку, сунул в карман кулон, затем, ловко нагнувшись, дотянулся до сумочки, поднял, открыл ее, вынул кошелек. Денег там обнаружилось немного, рублей четыреста, но и это сгодилось. Еще он взял удостоверение с фоткой. Просто так, на память. Там она выглядела моложе, и волосы длиннее.
Удостоверение хорошо пахло, тем же ее
Полностью бабу звали —
Директор в Театре Луны подписывался чересчур заковыристо, Родька даже неодобрительно покачал головой.
Пустой кошелек он аккуратно засунул обратно и сумку вернул на место, лишнее ему было ни к чему.
После чего, не глядя больше на лежащую, развернулся и, быстро перебирая колеса руками, покатил в ту сторону, откуда она пришла.
Хахель Аллы верно сказал:
Это право было отнято у него давным-давно, одиннадцать лет назад, когда он обморозил ноги из-за поддатой матери, забывшей его на улице.
Но и артистка Гаврилина, так гордо цокавшая мимо него, больше уже не выйдет на сцену.
Уже подъезжая к концу туннеля, он услышал далеко позади чей-то крик и понял, что из метро опять вышли люди.
Не оглядываясь, Родька вынул мобильник и набрал номер.