Осторе кивнул и оставил его одного, решив, что скоро вернется Сэнди. Но она не вернулась. Заказы накопились, заставив Осторе самого обслуживать недовольных посетителей. Бадди вышел на улицу. Сэнди сидела на скамейке, глядя куда-то вдаль.
– Видела, как я разговаривал с Осторе? – осторожно спросил Бадди.
Сэнди кивнула. Бадди кивнул в ответ и сел рядом с ней. Он чувствовал необходимость что-то сказать, но не мог найти нужных слов. Поэтому они просто сидели рядом и молчали. «Почему она не плачет? – думал Бадди. – Почему ни о чем не спрашивает?» В какой-то момент ему начало казаться, что она еще не знает о том, что Льюис мертв. Может быть, догадывается, но боится признаться себе. Бадди повернулся к ней, встретился с ней взглядом и понял, что ошибся. Она знала, но пока еще не решила, как должна реагировать. Может быть, нужно было заплакать. Да. Сэнди знала, что должна заплакать, пыталась выдавить из глаз слезы, но не могла. Все чувства, казалось, закончились сегодня утром, когда она узнала, что Хэмп Льюис пострадал. Тогда и были выплаканы все слезы и сказаны все слова. Теперь ничего не было. И это пугало и злило Сэнди.
Она просидела так почти час, затем, как-то внезапно очнувшись, вспомнила, что оставила работу, поднялась на онемевшие ноги и, пошатываясь, вернулась в кафе.
Вечером, вместо запланированного Осторе барбекю и пива, она выпросила у Бадди ключи от «БМВ» и уехала в Честон. Уехала одна, предупредив, что вернется не раньше утра. Бадди и Осторе проводили ее до стоянки, не переставая надеяться, что она либо передумает, либо предложит им поехать с ней. Но она не сделала ни того, ни другого.
– Можем позвать Камилу и Франческу, – предложил Осторе без особого энтузиазма. – Думаю, они не откажутся от пары сосисок и пива.
– Думаю, не стоит, – сказал Бадди, и Осторе с облегчением согласился с ним, отправившись на кухню.
Какое-то время Бадди оставался на стоянке, бездумно наблюдая за проезжающими по автостраде машинами. Он старался ни о чем не думать, старался не обвинять себя в смерти толстяка-механика, но мысли невольно снова и снова возвращали его к Рипли. «Как я вообще, черт возьми, смог до этого додуматься?!» Бадди вспомнил, как после визита к Рипли встретил Джона Грэнни, вспомнил, как до этого пытался разобраться в том, что создавала в сарае тварь, находившаяся раньше в его теле. «Кажется, я точно принял слишком много таблеток в тот день», – решил Бадди, потому что как-то иначе объяснить все, что сделал, казалось невозможным.
Он нетерпеливо заерзал на скамейке, жалея, что дал Сэнди свою машину. «Но ведь тогда она бы осталась, – решил он. – А так у меня теперь есть свободный вечер, чтобы избавиться ото всего, что я притащил в свой номер из сарая… Вот только как это сделать без машины?» Бадди вспомнил о свалке мусора за кафе. «Я могу упаковать все в мешки и вынести из своего номера». Идея пришлась ему по вкусу, за исключением того, что если Сэнди или Осторе заметят его, то обязательно проверят, что в мешках, а этого допускать было никак нельзя. Да и не только Сэнди или Осторе. Франческа, Камила, Ханниган, Палермо – любой из них задастся вопросом, откуда у Бадди Хоскинса взялось столько мусора. Он тяжело вздохнул и сокрушенно посмотрел на свои забинтованные руки, признавая, что придется ждать, когда он сможет снова водить фургон.
«Только бы никто не вошел в мой номер». Бадди раздраженно нахмурился. На кой черт он вообще восстановил у себя ту лабораторию?! Что хотел узнать? Ответ на какой вопрос хотел получить? Какое зелье пыталась создать тварь? Хорошо. Узнал? Бадди задумался, вспомнил записи, которые делал. «Но я же не химик, черт возьми! Это еще глупее, чем идти к Рипли и просить его избавиться от Хэмпа Льюиса! – гневно подумал Бадди и тут же похолодел. – А что если это был не я? Что если тварь каким-то образом убедила меня это сделать?»
Он попытался восстановить в памяти все, что с ним произошло прошлым днем, но не смог. Все было словно в тумане. Он принадлежал и не принадлежал себе одновременно. «Или же я просто спятил. Съехал с катушек».
На мгновение Бадди показалось, что все жители отеля, все работники кафе вышли на улицу и смотрят на него, требуя ответа. «Есть лишь один способ, чтобы проверить», – решил Бадди и неспешно поплелся в свой номер.
«Безумие или тварь – не самый удачный выбор, – думал он. – Но другого нет. Я никогда бы сам не стал просить психопата убить нормального человека. Никогда бы не устроил у себя лабораторию».
«Но ты ведь бросил Трэйси в колодце», – напомнил ему собственный голос в голове.
«Это другое», – возразил ему Бадди.
«Почему? Думаешь, сбежав, ты дал ей шанс спастись? Нет. Она, наверное, умерла там. И не было никакой твари. Только ты».
«Она жива. Жива, так же, как Джон Грэнни из Омахи. Если бы с ним что-то случилось, то меня бы не выпустили из участка, но я здесь. Так что…»
«Но Трэйси не Джон Грэнни. Она не сможет выбраться сама».
«Ей помогут. Шериф, отец, бармен – все равно кто, но помогут».
Бадди вошел в свой номер, остановился у стола с пробирками. Исписанные в прошлую ночь листы бумаги грудой лежали на стуле. Бадди взял блокнот, открыл первую страницу. Ничего. Лишь черные каракули на белых листах. Даже не буквы, не формулы. «Значит, спятил, – Бадди для верности пролистал блокнот до конца, просмотрел другие листы. – Или спятил, или всю это комедию устроила тварь, чтобы обмануть меня». Он долго стоял у стола, наблюдая за колбой, под которой работала газовая горелка. «Даже сейчас тварь производит свое зелье… – Бадди задумался. – Или сейчас я отрицаю свое безумие, тону в сомнениях и придуманных оправданиях».