Гусеница извивалась в пыли. Была она жирной и блестящей, с жесткой рыжей щетиной и продолговатой головкой, обрамленной ярким гребешком, как у петуха. Два черных глаза торчали на макушке, а еще открывался и закрывался крохотный рот. Шевелились длинные усики, будто что-то искали.
— Сюрприз, да? — усмехнулся Ильич. — же говорю, от души напихал всякого.
В этот момент темнота у обочины пришла в движение. Чьи-то руки крепко схватили Гошу со спины. Мускулистая рука крепко зажала под подбородком, не давая пошевелить головой. Гоша дернулся, но держали его сильно. В затылке вспыхнула боль.
— Отпусти, с-сука!
Ильич шустро поднял двумя пальцами извивающуюся гусеницу и подошел ближе. В длину гусеница была сантиметров десять.
— Вы с ума сошли? — зашипел Гоша. — Какого хрена?
Ильич приблизился. Взгляд у него сделался каким-то совершенно безумным.
— Smokeonthewater, — произнес он негромко. — Вот так и живем тут.
Чужие толстые пальцы полезли Гоше в рот, с силой разжали челюсти, не давая их сомкнуть.
Гоша разглядел, как извивается дрожащее тельце с рыжей щетиной в пальцах рокера, а потом Ильич запихнул гусеницу Гоше между зубов. Гусеница оказалась холодной, покрытой какой-то едкой слизью, напоминающей на вкус лимонный сок. Рот наполнился слюной. Гусеница извивалась с бешеной скоростью, задевая небо и щеки изнутри. Что-то больно кольнуло кончик Гошиного языка. К едкому привкусу прибавился другой — солоноватый. Гоша сглотнул и почувствовал, как что-то вязкое ползет по горлу. Гусеницу он сглотнуть не смог — та ущипнула за щеку изнутри, будто присасываясь. Как пиявка.
Снова кольнуло. И еще раз — больнее. А потом что-то маленькое и острое впилось в Гошин язык и больше не отпустило. Кровь перемешалась со слюной. Зародившаяся во рту боль расплескалась по всему телу, от висков до колен.
Пальцы выскользнули из Гошиного рта.
Гоша завопил.
Ловец с наслаждением наблюдал, как дергается, шипит и вопит Гоша, как из его рта хлещет кровь, вперемешку с рвотой, а еще не остывший от утренней жары асфальт покрывается бурыми пятнами и кусочками непереваренной шаурмы.
Из окровавленного Гошиного рта вывалился и плюхнулся на землю откушенный язык — сморщенный и влажный кусок мяса. В этот момент Гоша как-то сник и обмяк в руках Адепта Темного Бога Гатаноа — Лехи Курносова из Адлера.
Вот и славно.
Щеки у Гоши ходили ходуном, выпирая бугорками и извивающиеся линиями. Это Ребенок Первенца, его частичка, пристраивалась и обживалась в непривычной для себя обстановке.
Ловец закурил — дым в легких успокаивал — затем вернулся к автомобилю и вытащил оставшуюся шаурму. Раздвинул пальцами лаваш, поковырялся в кусочках мяса и овощах, нащупал упругое тельце второго Ребенка. Гусеница затаилась. Частицы Гатаноа знали, когда нужно выбираться наружу, а когда лучше не суетиться. Всему свое время. Когда-то Бог уже допустил ошибку, вступив в открытую войну с людьми. Теперь нужно действовать осторожнее.
— Умница, — шепнул Ловец. — Там и сиди.
Гусеница шевельнулась. Выскользнули хрупкие усики, ощупали пальцы Ловца. От этих прикосновений Ловец задрожал всем телом, чувствуя, как просыпаются в нем другие Частицы Первенца, великого и разрушительного. Они есть в каждом, незримые, древние…
ebooksa