Ревелль

Это и вправду его родители.

«Джонсы со своей маленькой дочерью в 1905 году, – гласила подпись. – Через пару недель они заявили об ее исчезновении. На фотографии нет их сына Джеймисона, которого соседи не видели уже несколько лет».

– Он лгал тебе, Лакс. Теперь ты это понимаешь, да?

Газетная вырезка затряслась в моих испачканных сажей руках. Значит, настоящая фамилия Джеймисона – Джонс? Он из семьи ненавистников магии, тех, кто убил мою маму и тетушек?

Фотографии были совершенно идентичны. Других объяснений быть не может.

– От него одни беды. Я не позволю ему встать между нами. – Дьюи подошел ближе. – Поняла?

За моей спиной все еще горел наш дом, а он рассказывал мне о родителях Джеймисона. Даже если это правда, преподносить ее вот так – неимоверная жестокость.

«В тяжелых обстоятельствах человек раскрывает свою истинную сущность», – любила повторять мне Нана. Дьюи, как и все Хроносы, настоящий злодей до мозга костей, пытающийся манипулировать мной в минуты слабости. Если бы дело касалось только меня, я бы плюнула на его щегольской костюм и прокляла тот день, когда решила связаться с ним.

Но Большой шатер сгорел. И Дом веселья тоже. Не будет больше спектаклей. Не придут клиенты. Нет у нас больше дома.

И Дьюи – последняя надежда моей семьи, особенно сейчас, когда Хроносы пытаются разделаться с нами.

Я еще глубже нырнула в свою чернильницу. Казалось, это неимоверное давление в груди сломает мой позвоночник, будто соломинку. Мне как никогда нужен был драгоценный камень. И если для этого нужно обручиться с Дьюи, значит, так тому и быть.

«Ты мне доверяешь. Ты не хочешь потерять меня. Ты чувствуешь мою любовь и любишь меня».

Я взяла Дьюи за руку и постаралась изобразить отчаяние.

– Он мне совсем не нравится. У него ни денег, ни семьи, ни перспектив в жизни. Я была к нему добра, а он вцепился в меня как клещ. Когда обрушился Большой шатер, он пытался меня утешить, но это ничего не значит. Честное слово.

В светонити Дьюи мелькнула слабая искра облегчения, и я ухватилась за нее.

– Значит, между вами никогда ничего…

– Нет конечно. – «Ты мне доверяешь. Я всем сердцем люблю тебя». – Могу поклясться перед Тревором, если тебе от этого станет легче. Я его просто пожалела, вот и все.

Ненавистные слова стекали у меня с языка, как прокисшее молоко, и Дьюи жадно лакал их. Он расправил лацканы:

– Знаешь, у меня есть друзья. Одно мое слово – и они сделают так, что он исчезнет.

Исчезнет. Как другие бутлегеры.