Ревелль

Но я не могла на это пойти. Ни в коем случае.

– Нет.

Лежа рядом со мной, он повернул голову и прошептал:

– Только скажи отцу, пусть не вышвыривает меня.

– Даже не думай.

– Сама знаешь, мне нравится строить из себя мученика и купаться во всеобщем внимании.

– Так ты же уехал потому, что стал мучеником из-за Маргарет.

Его красивое лицо исказила боль, и мне стало стыдно за свои слова. Разумеется, его чувства к Маргарет еще не угасли, он помнит все, что тогда произошло.

– Прости…

– Да ничего. – В уголках глаз все еще таилась обида. – Соглашайся, ладно?

Я смахнула ненужные слезы. Сама виновата – загнала себя до изнеможения, сверх всякой меры налегала на свою магию. А страдать за это будет Роджер, только что вернувшийся домой. Роджер, который всегда воспринимал чужую боль как свою собственную.

Но я должна, непременно должна вернуться к Дьюи. Не будет выпивки – не будет и нашего театра.

А не будет театра – мы все окажемся на улице.

Не в силах поднять глаза на своего двоюродного брата, я пробормотала ненавистные слова согласия.

– Только свежие травмы. Старые оставьте мне.

Торопливо, пока я не передумала, Нана с неожиданной силой толкнула меня на подушки. Тетя Кэролин обхватила Роджера. Доктор Страттори положила одну руку мне на бок, другой взяла Роджера за запястье.

Роджер вскрикнул. Я зарыдала от жалости к нему:

– Прости, прости…

– Лакс! Делакс! Долорес Кэтрин Ревелль!

Я заморгала. Перед глазами медленно проявилось лицо Милли. Судя по обшарпанной краске на потолке, мы были в одной из комнат Дома веселья позади Большого шатра. В открытые окна проникал морской ветерок, и дышалось гораздо легче, чем в наших собственных спальнях этажом ниже. Как обычно, все лучшее – для клиентов.