В день, когда он уходил, она залезла по лестнице, чтобы передать чай и деньги, и обнаружила, что он уже убрал верхнюю площадку. Мусора как не бывало. С одной стороны виделись ряды аккуратно выложенной черепицы. С другой – проваливался к Северн городок, сияющий, оживленный и жизнерадостный. Тем утром ей все казалось таким
– Никогда не читали? – спросил он. – А то теперь ее читают. Многие.
Вот этот жест Виктория не поняла – позже она будет думать, что он каким-то образом разорвал связь между ними. Ей от Стива было нужно, чтобы он, как обычно, взял чай и поздравил ее: «Пор-росто идеально! Ни капли не пролили!» А книжка ей не нужна, особенно «Дети воды», поэтому она стояла и протягивала ее обратно, не зная, что сказать, но наконец выдавив:
– У меня такая уже есть, спасибо. От мамы.
– Все равно оставьте, – сказал кровельщик. – А то мало ли.
Тон, с которым он это произнес, было невозможно расшифровать. Позже, поискав мамину книжку, она так и не вспомнила, куда ее задевала.
Виктория нашла не такую депрессивную дорогу на дно ущелья, потом следовала за Северн по краю города до лабиринта религиозного квартала шестнадцатого века. Оттуда она круто поднялась обратно через Фрайарс и Ворота Святой Марии в кафе Перл. Была среда, все остальное стояло закрытым. Полдень зафиксировал старика с дочерью на своих местах, как фигуры на символической картине: одна фигура – вечно согбенная над трапезой, чьи остатки расползлись по столу вокруг тарелки; вторая – за стойкой, с мокрой тряпкой, с натюрмортом из капкейков под стеклом, со взглядом куда-то вдаль. Все на редкость отчетливое, но в то же время словно застывшее во времени.
– Привет! – сказала Виктория, захлопнув за собой дверь. – Пирог и чай, пожалуйста! – Она чувствовала, что на нее возложена обязанность пробудить их от дремы, привести в движение. – Я поднялась от реки. Хорошая зарядка! Ходила за Пекфортон-Холл и вдоль Бледных Лугов. Чудесное название, правда?
Они медленно обернулись к ней.
– В смысле, для улицы, – сказала она, – Бледные Луга.
– Ты осторожней ходи там по ночам, – произнес старик.
– Я пока найду место, – сказала Виктория, будто все было занято.
Неизвестно, что день делал в других местах, но по ту сторону запотевших витрин кафе пришел и ушел интересный свет, в котором были представлены сразу несколько оттенков, но все – бледно. Когда после обеденного наплыва стекло прочищалось, ты обнаруживал, что видишь стоянку, паркомат и желтый контейнер с песком, похожий на пластмассовую игрушку, последние два – такого вида, будто их неумело прифотошопили поверх пейзажа. Иногда там парковал свою машину старик – выцветшую «Тойоту» бизнес-класса с отметкой такси на боку. Оставлял ее под дождем на целые дни, внезапно выезжал по телефонному звонку, потом возвращался съесть три сосиски и картофельное пюре с луковой подливой и сетовать на все, что его заставляют делать. Из-за глаз – красноватых, опасливых, влажных в уголках, с веками мягкими и затертыми, как старый бумажник, – он выглядел как-то неопределенно и равнодушно. То и дело сморкался.
– Надеюсь, я закрыла дверь как следует, – сказала ему Виктория.
Он пристально посмотрел на нее, потом вместо ответа подвинул тарелку в сторону, отвернулся от Виктории всем телом и уставился в стену. Затем набросился на еду, как оголодавший, согнувшись над столом и забрасывая еду в рот сразу и ножом, и вилкой.
– Не обращай на него внимания, – посоветовала Перл.
– Я к вам сбежала от строителей, – сказала Виктория. – Они все такие странные.
Перл улыбнулась, глядя в стойку.
– Семь гномов-мастеров. Стив, Дози, Бики, Мик и Титч.
– Значит, ты их знаешь?