— После обеда пойдём отмечать.
Алексей вздохнул.
— Мне вечером к Сахарову надо, правку забрать.
— В шесть и поедешь, как рабочий день закончится, — благоразумно распорядился начальник отдела. — Или в семь. Если на пару часов задержишься, Владимир Ефимович поймёт. Он всё равно рано спать не ляжет.
Астролягов крутил в руках книгу, стараясь не открывать её. Кисть художника он узнал сразу. Успел насмотреться на его творения, пока готовил обложки, хотя самого художника так и не встретил — с ним всегда общался Игорь. У него же ведущий редактор и заказал эскиз, не отделяя себя от своих творцов. На картинке был изображён депрессивный город, дымящиеся трубы и очередь к двери бакалейной лавки. Книга называлась «Шоколад для бедных».
На заднике крупным кеглем белела короткая аннотация не пойми о чём — сразу видно перо Тантлевского. Не доверяя сотрудникам, либо не желая беспокоить и утруждать их, аннотации к своим романам Игорь сочинял сам.
Когда в мире существует неравенство, страдают самые бедные. В обществе, построенном на эксплуатации человека моральным сверхчеловеком и жесточайшей конкуренции фабричных и торговых королей, нет места благотворительности, нет места жалости. Сострадание и любовь к ближнему — удел падших, но из их среды появляется реформатор, способный изменить устоявшийся порядок вещей.
Известный мастер социальной фантастики, лауреат множества литературных премий Игорь Тантлевский представляет новый роман — «Шоколад для бедных», книгу-пророчество, пугающую и реалистичную до ужаса.
— Ужас, — Астролягов вернул книжку.
— Давай, подпишу, — восторг Игоря было не унять.
— Нет-нет, — по глубочайшей тоске в глазах было видно хоть и начинающего, но уработавшегося сотрудника. — Автору — авторские, кесарю — кесарево, а покойным — рай.
Григорию автор даже предлагать не стал.
— Удачная книжка получилась, — сказал тот, возвращая экземпляр. — В макете была, гм… шоколад шоколадом, а тут плёнка легла, затемнила цвета чуток, и получилось очень стильно. Как будто держишь в руках, гм… шоколад для богатых.
— Да, удалась, — с невыносимой скромностью сверхчеловека перед простолюдинами, за что хотелось немедленно поднять его на вилы, признал автор. — Думаю, скоро придётся допечатывать.
Григорий закряхтел.
— Это потому что социальная фантастика сейчас в ходу, — быстро добавил Игорь. — Дистопия, драма и всякое такое.
Григорий громко прокашлялся.
— Я могу написать… — с расстановкой прохрипел он. — Драму, мать её, «Три сестры». Я с ними вырос. Я могу написать даже похлеще Джеральда Даррела — «Чурки, звери и другие члены моей семьи».
— Тебе грех жаловаться, — напомнил о чём-то Игорь. Астролягов навострил уши, но добавки не дождался.
— Сколько у тебя премий? — спросил он.