— «Шоколад для бедных», — смутился Игорь.
— Разыгрываешь?
Игорь полез в сумку. С недоверием Катя изучала обложку. Потом фыркнула, протянула экземпляр.
— Давай, я тебе подпишу! — запросил творец.
— Нет.
Обстоятельный Дима тем временем разлил по второй и сказал:
— За нашего продуктивного автора!
И все дружно подняли стопари за товарища и начальника, но не за писателя, у которого стало на одну книгу больше. Это было видно общему по выражению отстранённости, тронувшему лица коллег. Одна Катя осталась искренней.
— Авторов надо уничтожать как бешеных собак, — прорычала, откашливаясь после водки.
За время больничного она сильно изменилась. Это чувствовалось по ухватке, по повадке. Даже по осанке Катя сделалась как-то сутулее и собраннее, будто изготовившийся к прыжку бульдог. Широкий красный шрам, ниже которого левая щека заметно обвисла на коже без поддержки мускулов, Катю не портил. Её с самого рождения ничем нельзя было изуродовать. Шрам придал Кате яркости. Астролягов прямо залюбовался.
— Даже талантливых?
— Когда у нас было иначе? — огрызнулась Катя. — Чем автор талантливее, тем надёжней мы его губим своими правками, низкими гонорарами и неумелыми продажами. Зато всякая бездарь цветёт и пахнет. Мы сами вытягиваем в печать графоманов, прилагая немыслимые усилия. Зачем тянуть вверх таланты? Талант сам пробиться может, если он настоящий талант. Не пробился, значит, слабак и жди порицания. А вот заведомого бездаря надо пожалеть, помочь ему, ведь он же убогонький и сам не справится. Да, Игорь?
Тантлевский засмущался.
— Это не наша специфика, это распространённая везде практика…
— Ну, и где теперь наша литература? — вспыхнула Катя, должно быть, на больничном, ей было о чём подумать. — Добились чего добивались, а не чего хотели.
— Откуда ты знаешь, чего мы хотели? — с хищным азартом спросил Григорий.
Катя упёрлась в него взглядом. Остальные как-то примолкли.
— Я везде нахожу эту фальшь. Сколько мы облагодетельствовали дураков из ложного сострадания? Зачем мы выпустили столько макулатуры?
Григорий прищурился и снисходительно объяснил:
— Мы печатаем книги для массы никчёмных гномиков, которые ввиду своей бесполезности для строительства могучего мира способны только прожигать жизнь или барагозить. Пусть лучше они убивают время за чтением фантастики, чем потянутся реализовывать чьи-то фантазии на Майдан.