— Вы думаете, Витя?
— А почему бы и нет? Чего только не сделает подлец, чтобы оправдать свое существование.
— И такому человеку верят?
Все замолчали.
— Ладно, — нахмурясь, сказал Зубков. — Поговорим о чем-нибудь более веселом. Насчет Андрея Дмитрича — ясно. А как поживает его отчаянный брат?
— Почему отчаянный?
— Ну как же! Говорят, он кого-то увез?
Это были запоздалые отзвуки сплетни, распространившейся вскоре после Митиного отъезда.
— Увез жену.
— Свою?
— Не люблю сплетен.
— Не сердитесь, дорогая Татьяна Петровна! Он ведь, в сущности, гусар, ваш Дмитрий Дмитрич. Свою жену может увезти всякий. А ему положено не свою, а чужую.
…«Банкет» наш шел к концу, уже выпили за Андрея и его успехи на медико-литературном фронте, за старика Никольского, наконец — последний тост — за тамаду Зубкова, когда вошел Коломнин, в шубе, бледный, с завязанным горлом.
Его встретили радостно: «А, Иван Петрович! Пришел все-таки! Товарищи, лечить его! Татьяна Петровна, у вас в доме есть перец?»
Коломнин снял шубу и примостился с краешка на диване. Я тревожно взглянула на его усталое, морщинистое, исхудавшее лицо, на сгорбленные плечи, на всю его тощую, словно вогнутую, фигуру. Он ответил тревожным, неуверенным взглядом.
— Иван Петрович, что случилось?
— Мне звонил Преображенский.
Это был заведующий отделом бакинститутов Наркомздрава.
— Он говорит, что в «Британском журнале экспериментальной патологии» появилась заметка о новом средстве против раневых осложнений.
— Ну так что же?