– Так ведь все уже холодное, – закапризничал Хома.
– Зато не обожжешься.
– А выбор блюд у меня есть? – решил попривередничать муж.
– Да. Хочешь ешь, хочешь нет, – отрезала Фаня и стала читать на коробке способ приготовления.
– Ты молоко купил? – обратилась она к мужу, когда тот пытался затолкать в себя холодный ужин.
– Жа–был, – пробормотал он набитым ртом.
– А бутылочку с соской?
Хома показал жене попеременно правое и левое ухо.
– Я так и знала, что тебе можно только покупку спички доверить. На что–то другое ты не годишься.
– Я еще и хлеб покупаю, – напомнил он ей.
– Если без сдачи. Короче так. Доклевывай свой ужин и иди в комнату, а я, пока малышка спит, сбегаю в магазин.
Когда Фаня ушла, Хомячков молью пробрался в комнату и, затаив дыхание, присел на кресло рядом с диваном. Чтобы не разбудить ребенка он боялся не то чтобы шевельнуться, но даже думать. Через две минуты изображения «памятника» у Хомы зачесалось под левой лопаткой, потом нога, следом зачесался нос, глаз, ухо, вскоре на теле не осталось ни одного места, которые бы не требовало внимания.
– Вот, зараза! – вырвалось у Хомячкова.
– У–а–а–а! – раздалось в ответ с дивана.
Хома от неожиданности подпрыгнул, чесотка мигом исчезла и он в растерянности заметался по комнате.
– Ну, не плачь, не плачь, – умоляюще причитал он, боясь взять младенца на руки. – Хочешь я тебе песенку спою?
Встав напротив дивана, Хомячков поднял голову и как собака на луну затянул:
– Что–о–о бы ты–ы–ы не промокла–а–а я–я–я бу–у–у–ду–у–у тво–о–о–им дожде–е–ем!
От этого воя ребенок заревел еще сильнее.
– Не нравиться? Тогда может станцевать?