БОРИНСОН. А вот придется.
СЕБАСТЬЯН. Что придется?
БОРИНСОН. Побывать в моей шкуре.
ЭМИЛИЯ. Ты о чем?
БОРИНСОН
СЕБАСТЬЯН. Тридцать два.
БОРИНСОН. Тем более. Вот я – миллионер, кровосос, капиталист…
ЭМИЛИЯ. Еще и бабник.
БОРИНСОН
СЕБАСТЬЯН. Да вы что, Адриан Стефанович, в коммунисты записались?
БОРИНСОН. Нет, нефтяной промысел потерял. А когда что-то теряешь, всегда вспоминаешь о справедливости. Иной раз стыдно людям в глаза смотреть.
ЭМИЛИЯ. Что-то по отношению к родственникам не заметно.
БОРИНСОН. Вот как раз перед ними и стыдно. Приедут, а вместо обещанного состояния увидят нищего бедного старика, пострадавшего от рыночной экономики.
СЕБАСТЬЯН. Да что вы заладили о страданиях, будто от них какой-нибудь прок. Вот у меня поясницу ломит, так что? Все время вспоминать? Просто малость неудобно, и все.
БОРИНСОН. А у меня колени болят. Недавно хотел богу помолиться, а ноги не сгибаются. Значит, он не захотел меня слушать, коль такую болячку организовал! А если не хочет, то и не надо! Особенно после того, что на бирже сотворил.
ЭМИЛИЯ. Адриан, вашей биржей заведует другой товарищ.
БОРИНСОН. Ну, уж нет! Этому я молиться не стану. Но и главного благодарить не за что. За один день столько потерять! А тут еще родственнички!
ЭМИЛИЯ. Они завтра приедут.
СЕБАСТЬЯН. А может и сегодня.
БОРИНСОН. Вот ты их и встретишь.