«Не вам о том судить: ценно оно или нет. Вы своей дорогой проходите, и не зевайте по сторонам. Сказано вам – обычный человек похожий на первую особу, а иначе б…» – полковник хлопнул дверью машины и на газах укатил. Вот такая история вышла, – окончил рассказ Илюша.
Да, почесали все головы: а не сон ли здесь затесался в канву? Может чего померещилось до похмелья, когда голова пухнет и кругом идет? – такое случается, невольно. Думаешь, что в баре отдыхаешь, открываешь глаза – а за окном утро и на работу пора. Тут не то, что президента по горбу готов огреть, даже жене родной «доброго утра» не скажешь. И здесь уже ты для неё таким «президентом» становишься, что шибануть по спине ох, как хочется, да только закон не велит, и кулак мужнин пугающе подрагивает.
– Нет, трезв был, как стекло! Наяву было, хош, перекрещусь? – и Илюша большой своей лапой, сомкнув три пальца вместе, перекрестился, держа в левой руке свежий бокал с пивом, в который Рваный подливал для «качества» напиток личного производства.
Пришлось поверить.
* * *
Изабелла Викторовна вместе с дочкой болтала на кухне, а Брыне, вернувшись домой, очень хотелось выпить чая или воды – сушило сильно, внутренние органы жаждали влаги. Чувствуя, превосходство своего состояния, перед трезвыми женщинами, он не стал щадить их нервную систему, а вызывающе вторгся в кухню, и так посмотрел на жену, Люську, что та мгновенно испарилась.
– Ага, – сказал Брыня тёще и задумался. Взбодрился, выпил
воды из-под крана с такой жаждой, что через нос полилось. Посмотрел подозрительно на Изабеллу Викторовну, и снова сказал: – Ага…
Ещё не придумав, что такое замастырить, чтоб несокрушимая победа свалилась ему в руки, а всё ещё играющий внутри алкоголь подсказал-таки выход, – вот оно, свойство полезного натурального продукта, – всегда какой-то толк выдаст, даже, если и не просят.
– У меня там… (Брыня выдержал внушительную паузу, благо, состояние организма располагало к артистизму, закатив глазки к потолку) опять спрашивали: «Не желаете ли пожаловать наверх покоя ради?»
Тёща шарахнулась к двери, что кошка от потопа, заголосив пугливо:
– Нет, нет! Я здесь ритм жизни поддерживать буду, да ещё и вещички кой-какие в порядок привести надо, прочих дел уйма…
– Ну, ну, – строго сказал Алексей и ткнул в её сторону «страшно священный» указательный палец. – Это не человечий удел, поддерживать ритм жизни… За нас все решат, здесь думать во вред своим планам получится. Сообщите сей-сей, если вдруг надумаете, потому, как пора уже что-то решать… – и неестественно заморгал глазом, так как волос с ресницы пробрался к глазному яблоку, и заломился там некстати.
У Изабеллы Викторовны душа провалилась в пятки. Она так передернула плечами, что наплечные шлейки платья чуть не соскочили, до конфуза осталось совсем рядом.
– Так, если что, скажите, вмиг организуем… – выкрикнул довольный победой Брыня вслед удалившейся тёще, все ещё мигая одним глазом.
«Главное в жизни, хорошо продуманная идея и качественное её воплощение», – произнес Алексей вслух, слегка заплетающимся языком никого не стесняясь, и нежно погладил себя по голове: «Заслужил, подлец, ай, заслужил…»
* * *
Сверху дворик, в котором разместился уютный парк, был затянут маскировочной сеткой, скрывавшей внутренние подробности быта и жизни объекта. От кого скрывала, что и зачем прятала наброшенная на проем таинственная вуаль – о том мало кому было известно. Имение, да имение, каких ныне десятки и сотни расстроившихся чиновников, бизнесменов, их родственников, казнокрадов всех уровней и мастей, торговцев наркотиками, оружием и многими заманчивыми услугами, пользующимися постоянным нетленным веками спросом, но не прилюдно, а для пользы и надежности, потаенно, по договоренности к взаимному удовольствию. Если бог есть любовь, то, к какому боку этого сочетания примыкает удовольствие? Любовь – это божественно. А удовольствие?.. Не является ли оно происками сатаны? Как разобраться в этом обычному человеку с зашоренными от проблем мозгами? Обратитесь к его жене, если и в вашу голову подобная дрянь затесалась, она разъяснит. Эта женщина проживает рядом с центральным базаром, на улице, где каждый месяц лопается канализационная труба и нечистоты смердят несносно. Зовут её Маня, правильней Мария, но кто её так называл последний раз, она сама вспомнить не может.
Ухоженный уютный парк с голубыми елями, платанами, с позолоченными скамеечками, волшебными фонтанчиками говорили о том, что деньги здесь не слишком считают. Во всяком случае, их расход не рассматривался, как потеря средств, а напротив, ажурно славил радость приобретения.
По парку прогуливались хозяйским вельможным шагом двое мужчин: один в спортивном костюме, второй, в костюме тройке с галстуком, похоже, вот-вот должен был поспешить на важную встречу или ответственное мероприятие. Вот только похожи они были, как братья-близнецы, и был ещё третий образ, всплывающий в голове инкогнито, лишь кто бы то ни был, увидел «братьев». Но их никто не видел, и потому ни у кого в голове ничего не всплывало. И, слава богу. Оно так даже лучше для всех.