Анамнесис

22
18
20
22
24
26
28
30

– Может, эти два типа людей, завсегдатаи этого места, не такие уж и разные. Может, это даже одни и те же люди. Это как две стороны одной медали, которая зовётся любовью. Одна любовь возносит тебя над землёй и морем и дарит крылья, другая ломает эти крылья и обрекает на падение в бездну. Взаимная любовь спасает, когда нет никаких надежд на счастье, безответная – губит даже тогда, когда в жизни человек получил всё, чего только хотел.

– Интересно, ты во всём видишь скрытый смысл?

– Только там, где он действительно есть.

– И всё равно я не понимаю таких людей. Они не имеют права так запросто распоряжаться жизнью, которая принадлежит не им одним.

– Допустим, они не имеют на это право, – согласилась девушка. – А люди, которых они любят, разве имеют право разбивать им сердце?

– Нельзя прожить жизнь и остаться с неповреждённым сердцем. Всегда найдётся кто-нибудь, кто захочет испытать его на прочность.

– Прочность, Алан, у каждого своя, – с грустью произнесла Лили, вспомнив о Норе. – Есть категория людей, очень несчастных людей, которые в любви утрачивают самих себя. И тогда у них в жизни ничего не остаётся, кроме человека, которого они любят больше всего на свете. С потерей этого человека весь мир перестаёт иметь для них значение.

– Самоубийцы, о которых мы говорим, убивают самих себя, или, если выразиться твоими словами, утрачивают себя в любви, – задумчиво произнёс Алан. – По твоей логике, эти люди, потерявшие себя в другом человеке, уже мертвы. И, получается, что в их смерти виноваты не они, а кто-то другой, из-за кого они лишились своего “я”. Но какой тогда смысл в физической смерти, если эти люди уже мертвы?

– Физическая смерть подводит черту, за пределами которой больше не существует боли.

– И ты в это веришь? В то, что за чертой отсутствует боль?

Лили проигнорировала вопрос. Она недоумённо уставилась вдаль, продолжая гладить Алана по руке.

– Даже если всё потеряно, никогда не поздно начать жизнь с чистого листа. Перестань быть собой, и ты увидишь, какие личности составляют твою сущность. Выбери ту сущность, которая тебе ближе всего, и строй на ней своё будущее, не омрачённое прошлыми невзгодами, – тихо произнесла она.

– Думаю, ты права. Человек всегда должен давать самому себе ещё один шанс на счастье, и так до тех пор, пока он его не обретёт.

Алан прильнул к девушке и вдохнул аромат её волос.

– Давай не будем о грустном, – предложил он.

– Ладно. Расскажи мне что-нибудь хорошее. Например, о странах, в которых ты был, или об их столицах, которые тебя впечатлили.

– Я побывал во многих странах, некоторые из них действительно зацепили меня, – начал Алан. Лили не знала, о чём он хочет ей сказать, но во взгляде писателя, который он устремил на девушку, появилась обезоруживающая нежность. – Они вдохновляли и дарили наслаждение, но только сейчас я понял, что не столицы этих стран были самыми главными в моей жизни, ведь столица моего сердца – любовь к тебе. Я люблю тебя, Лили Фейбер. Люблю больше, чем, наверное, хотелось бы мне и, пожалуй, тебе.

Девушка улыбнулась и взяла в ладони мужественное лицо писателя, на которое не могла насмотреться. Это лицо само по себе вызывало желание, то желание, которое зарождается сначала в подсознании, а потом неожиданно застаёт человека врасплох. Лицо мужчины словно состояло из чётких резких линий, и в то же время в этих линиях таилась пленительная плавность и порочная сверхчувственность. Оно было и нежным, и страстным одновременно. Лили показалось это странным, но только сейчас, когда Алан признался ей в любви, она по-настоящему обратила внимание на бьющее через край природное обаяние писателя. На загорелом лице выделялись голубые глаза нежнейшего акрилового оттенка, которые приковывали к себе внимание собеседника и внушали доверие. Длинные тёмные брови и пушистые ресницы оттеняли бездонность глаз и добавляли им выражение загадочности.

– А я только сейчас поняла, сколько в тебе тонн красоты, – пробормотала девушка, но тут же опомнилась. – Прости, не понимаю, что я несу.

– Подлинную красоту другого человека мы видим лишь тогда, когда по-настоящему его любим, – мягко произнёс Алан, дотронувшись кончиками пальцев до её губ.