Женщина испепелила его взглядом поверх своих запотевших очков. Лицо у нее было сухощавое и чуть вытянутое.
– За кого ты меня принимаешь? Я думаю, у меня даже два издания.
Саломон взял из рук Лусии прозрачный пакет с запиской, которую она получила, и протянул женщине.
– Что это?
– Вот эти слова… Как думаешь, могут они быть из «Метаморфоз»? – спросил он, указывая на последний абзац.
Женщина нагнулась, прочла и покачала головой.
– Возможно. Дайте-ка мне немного покопаться…
Она порылась на нижней полке этажерки и вытащила три книги ин-кварто[29], переплетенных в синий сафьян, с тройным золотым обводом на обложке. Она так долго их перелистывала, что у Лусии затекли ноги.
– Вот, смотрите, нашла: «Ты – мое мучение и мое преступление; на твоем надгробии напишут, что ты погибла от моей руки; это я – творец твоей смерти. Но в чем состоит мое преступление? Ведь оно разве что преступление игры – или преступление любви». Это цитата из описания смерти Гиацинта.
– И Адриан говорил о смерти Гиацинта, когда искал изображения в «Гугле», – вспомнила Лусия.
– Это не тот же самый перевод, – заметил Саломон, наклонившись над текстом и сравнивая текст с анонимным письмом. – Некоторые слова не совпадают.
– Это все, что у меня есть.
– Но ты говорила о двух изданиях…
Женщина прошла в соседнюю комнату и вернулась с огромным фолиантом в кожаном переплете, который весил, наверное, не меньше трех кило, и начала нехотя его перелистывать.
– Сожалею, – сказала она, найдя соответствующее место и сравнив его с текстом письма, – но этот перевод тоже не блестящий.
Саломон повернулся к Лусии.
– Либо это переведено с латыни человеком, который небрежно отнесся к словам оригинала, либо существуют еще другие переводы…
Хозяйка магазина посмотрела на них из-под очков, как сокол-чоглок, который выслеживает ласточку.
– А что за слова, о чем речь?
– Извини, Палома, – сказал Саломон. – Это дело очень деликатное. Лусия – сотрудница ЦОП, и все это имеет отношение к уголовному расследованию…