К счастью, бабке пора было выходить, и она, бросая на него сердобольно-сочувственные взгляды, засеменила к дверям.
Пассажиров в вагоне становилось все меньше – поезд приближался к конечной станции. Человек в черном погрузился в свои мысли. Где он мог видеть ту женщину с фотографии? Странно... память словно перелистывала одну страничку жизни за другой в поисках нужных сведений. Пожалуй, это было в детстве, когда он мальчиком ездил с бабушкой к родственникам в Питер. Они тогда жили в огромном сыром каменном доме, фундамент которого покрывала зеленая плесень. Под окнами сонно катила между гранитных берегов грязные свинцовые воды Нева. Город тогда ему не понравился, показался мрачным и зловещим. Серое небо моросило дождем, с залива дул холодный северный ветер...
В квартире, обставленной еще, наверное, дореволюционной мебелью, пахло корицей и мастикой для паркета. В сумрачных комнатах стены были сплошь в портретах: прабабки и кузены, прославленные военные. Кто-то из дальних предков был в родстве с декабристами. Пожилая хозяйка квартиры, седая, высохшая, с удивительно прямой осанкой, была похожа на директрису гимназии. Это он сейчас так подумал. Тогда, конечно, такое в голову не приходило.
По вечерам они пили чай в зале, как старуха называла комнату с большим круглым столом посередине, накрытым плюшевой скатертью. Чашки были очень тонкие, изящные, с позолоченными ручками, а варенье набирали в серебряные вазочки, рассматривать которые было гораздо интереснее, чем есть из них. Мальчик иногда засыпал прямо за этим столом, под бесконечные негромкие разговоры, воспоминания и старинные истории...
Из хозяев квартиры, потомков петербургской аристократии, осталась только эта старуха и какой-то троюродный кузен в Риге. Его жена покончила с собой при загадочных обстоятельствах, а сам он доживал свой век в особнячке, который считался памятником старины и охранялся государством. Понижая голос, женщины обсуждали судьбу своего рода, над которым якобы довлело проклятие.
Представители сей славной и знатной фамилии постоянно попадали в опалу, погибали на дуэлях, умирали молодыми от скоротечной болезни, кончали свои дни в изгнании, а кое-кто лишался рассудка. Несчастливые браки, трагическая любовь, роковая страсть к игре, неудачное участие в военных кампаниях, – чего только не переживали эти пылкие и необузданные люди.
Дух авантюризма и непонятный злой рок подкосили многочисленный богатый род под корень. Осколки былого величия вызывали ностальгию по бурному и романтическому прошлому, но времена расцвета канули безвозвратно. Потомки блестящих екатерининских вельмож доживали свои дни одинокие, всеми забытые, окруженные одними только воспоминаниями...
В один из таких тоскливых нескончаемых вечеров, когда за высокими окнами свирепствовала непогода, обрушивая на жалобно дребезжащие стекла потоки дождя, а над столом горел красный абажур с бахромой и кистями, – старая хозяйка принесла портрет удивительно красивой женщины...
Ну да! Пассажир метро, одетый в черное, аж привстал от возбуждения. Конечно, он вспомнил, – именно тогда он и увидел это лицо с соболиными бровями вразлет, чистым лбом, страстными глазами, нежным овалом... Тогда, мальчиком, он не мог отвести взгляд от этого лица, он смотрел и смотрел, завороженный, околдованный...
– Наша кровь!
Старые женщины многозначительно переглянулись.
С тех пор он словно отравился каким-то медленно действующим ядом, в любой женщине безуспешно отыскивая знакомые черты с портрета. Они приходили и уходили, не оставив ни следа, ни сожаления. Колдовское очарование, вернее сказать, больное наваждение, – превратили его жизнь в погоню за вечно бегущей тенью...
Все в его судьбе пошло наперекос. Необычайно сильная натура жаждала острых ощущений, развитые способности позволяли достигать многого, – и он окунулся в бурный водоворот жизни с головой, потеряв ориентиры и не особенно беспокоясь, выплывет или нет. Чем он только не занимался, в чем только не участвовал! Погоня за приключениями бросала его из крайности в крайность и в конце концов привела туда, где он сейчас оказался...
Вагон опустел. Кроме человека в черном, в другом конце прикорнул на сиденье изрядно выпивший трудяга.
Он вышел. На станции было пустынно. Его шаги гулко раздавались в просторном вестибюле, выложенном светлой плиткой. Милиционер скользнул по нему равнодушным взглядом и отвернулся. Человек вышел из подземного перехода в жаркую сутолоку улицы и зашагал к своему дому.
Он снимал квартиру через посредников в панельной многоэтажке этого спального района. Он никуда не собирался уезжать, отлично зная, что в большом городе можно надежно скрываться, и притом делать это бесконечно долго. Денег ему хватало, времени тоже. Оставалось ждать развития событий, а потом уже делать выводы и принимать решения.
Заказчик в этот раз показался ему странным, но деньги предложил большие, и незнакомец изменил своему правилу – никогда не приниматься за дело, если оно кажется сомнительным или вызывает плохие предчувствия. В конце концов, ему просто надоела пресная игра, захотелось чего-то нового, каких-то комбинаций, опасности, риска...
Он вспомнил раскачивающуюся походку нанимателя, его безликость. Именно
Прохожие опасливо шарахались в сторону, обходя незнакомца, который косился на них недобрым холодным взглядом. На самом деле он не видел этих прохожих, – картина происходящего в недостроенном здании в сотый раз разворачивалась в его сознании. Вот он выстрелил, бросил оружие, торопливо идет к выходу, где ждет машина... Что его заставило на ходу обернуться? Как будто в спину толкнуло! Показалось, сзади кто-то смотрит. Он задохнулся, не помня себя, скатился по лестнице...
Уже в машине, переведя дух и ощущая в горле тяжелые толчки, покрывшись холодным потом, вспомнил все еще раз. В здании кто-то был! Чьи-то глаза следили за ним... «Постой! – сказал он себе, едва разминувшись со встречной машиной. – Там были еще одни глаза, еще одно лицо!»