Ожидай странника в день бури

22
18
20
22
24
26
28
30

Дьявол! Значит, это не глюки, на которые он списывал все свои видения?

Человек в черном снова, как наяву, ощутил ту мгновенно возникшую панику, которую испытал, уезжая с «места происшествия». Его видели!

...Он вдруг снова вспомнил себя мальчиком в комнате с пыльными шторами, за столом под низким абажуром. Хозяйка показывает портрет, приглушенно звучат голоса...

– Евлалия... – Ее имя звучало музыкой. – Великая грешница Евлалия... мятежная, загадочная душа. Умерла... Сколько мужчин из-за нее головы теряли!..

– И наши не избежали этой участи, – хозяйка закашлялась, потянулась рукой за тонкой чашкой, отпила. – Дедушкин брат, Алексис, красавец, офицер, влюбился в нее без памяти, дрался на дуэли, запил, потом, вроде, немного успокоился... И тут услышал о ее загадочной смерти. Это известие застало его прямо на офицерской пирушке. Он вскочил, побледнел как стена, выбежал на улицу сам не свой. Зима лютая, а он без шинели, без головного убора бродил по улицам, пока не свалился без сил. Извозчики его подобрали, привезли в дом уже без памяти... Несчастный Алексис! Он чудом, чудом остался жив! Жесточайшая горячка не оставляла никаких надежд на выздоровление. Доктора только разводили руками. Он метался в бреду между жизнью и смертью и повторял одно ее имя, – Евлалия... Организм молодой, сильный, вот и выдюжил. Не скоро, но выздоровел. Тогда ему и рассказали, что похоронили ее, горемычную, на харьковском городском кладбище. Алексис, бледный, худой, как скелет, после болезни, бросился в Харьков, там рыдал на ее могиле, осыпал цветами...

Мальчик живо представлял себе кладбище, гора цветов, гвардейский офицер на коленях, – мистическая, неповторимая аура окутывала все, связанное с этой удивительной женщиной.

– Господи, ведь говорили: на могиле, неизвестно откуда, появился портрет Евлалии – она там была изображена как святая мученица, с нимбом вокруг головы. Жуть!

Хозяйка поежилась, перекрестилась.

– Алексис как увидел этот портрет, весь в лице изменился, говорят. Встал, низко поклонился могиле, как будто попрощался, кликнул извозчика, – и в трактир. Там пил до утра, гулял с цыганами, – поминал ее мятежную душу. Потом вернулся в полк. Вроде жизнь его стала налаживаться: он поправился, успокоился, перестал пить, играть в карты, задираться со всеми подряд. Тут и невесту ему присмотрели, – милую, скромную девушку.

– И что ж, он согласился на женитьбу?

– Даже очень спокойно, равнодушно это воспринял. Девушка ему понравилась. Назначили день свадьбы. Какое было венчание! Невеста, цветущая, как роза, в белоснежном платье, окутанная облаком фаты, – и Алексис, блестящий, стройный, голубоглазый! О Господи!

Хозяйка опять перекрестилась и замолчала.

– Так что, это конец истории?

– Куда там! Во время обряда он постоянно оглядывался, будто искал кого-то взглядом по церкви, свеча у него в руках потухла, – очень плохая примета...

– Говорят, у Пушкина во время венчания тоже свеча потухла!

Старуха налила себе еще чаю, – у нее пересохло в горле.

– Как свеча-то потухла, словно кто задул ее, Алексис помертвел весь. До конца церемонии стоял как неживой, все боялись – упадет. А после венчания вышел из церкви – и был таков. К невесте этой, жене то есть, так ни разу больше и не показался.

– Сбежал, что ли?

– Исчез для света. Семья хранила тайну, никто ничего определенного не знал. Ходили слухи, что Алексис за границу подался, да там и умер от чахотки. Другие говорили, будто он в монастырь ушел и до конца дней молился за душу грешницы Евлалии. Кто считал, что он умом тронулся, а родня это скрывает. Много судачили, но... все надоедает и забывается. Забыли и об этой истории. Появились новые сплетни, новые слухи... интерес угас, и скоро никто, кроме самых близких, уж и не вспоминал ни Евлалию, ни Алексиса...

– Я слышала, икона с изображением Евлалии до сих пор хранится в Харьковском музее...