– Сейчас спускаюсь, – сказал я.
Робот-носильщик забрал пакеты, и я двинулся за ним из комнаты, как вдруг телефон снова зазвонил. Я остановился в нерешительности. Негромкий сигнал повторился. «Пусть не думает, что я струсил», – решил я и поднял трубку, не вполне, однако, сознавая, зачем это делаю.
– Это ты?
– Да. Проснулась?
– О, давно. Что делаешь?
– Я видел тебя. В реале.
– Да? – коротко спросила она, но в ее голосе я уловил торжество. Это означало: теперь ты мой.
– Нет.
– Что нет?
– Девочка, ты великая актриса. Но только я совсем не тот, каким тебе кажусь.
– Сегодня ночью мне тоже казалось? – перебила она. В ее голосе дрожало веселье, и мне вдруг стало смешно. Я никак не мог подавить смех: этакий звездный квакер, однажды согрешивший, но отныне суровый, кающийся и добродетельный.
– Нет, – сказал я, сдерживаясь, – тебе не казалось. Но я уезжаю.
– Навсегда?
Ее развлекал этот разговор.
– Девочка, – начал было я и замолчал, не зная, что сказать. В трубке слышалось только ее дыхание.
– И что же дальше? – спросила она.
– Не знаю, – ответил я и торопливо поправился: – Ничего. Уезжаю. Это бессмысленно.
– Ты прав, – согласилась она, – может быть, поэтому и великолепно. Что ты смотрел? «Настоящих»?
– Нет. «Возлюбленную». Слушай…
– О, это совершеннейшая дрянь. Я видеть ее не могу. Самая ужасная моя роль. Посмотри «Настоящих», или нет, приходи вечером. Я тебе покажу. Нет, нет, сегодня я не могу. Завтра.