Обсуждая детали с Плодожором, я держу его в закрытой ладони, пряча от скрытых камер, которые могут быть расставлены в комнате.
Я велю душу выключиться, и вода перестает течь, когда я выхожу в спальню.
Я стою у стеклянной стены с видом на город и чувствую себя разбитым. С тех пор как это все началось, я старался поступать правильно и, возможно, не всегда хотел, чтобы во мне видели лидера, но я пытался сохранить всем жизнь, и все же мои друзья мертвы, а положение некоторых похуже смерти.
Я размышляю над словами Хэппи, не понимая ее логики: возрождение человечества, шанс сделать все правильно, прекращение войн, никакой больше ненависти. Что, если Хэппи права? Что, если в борьбе против машин плохие парни – это мы?
«Нет, – говорю я себе, – злые средства нельзя оправдать благими целями. Нельзя оправдать геноцид лучшим будущим. Я по-прежнему верю в человечность, в добро людей, верю, что плохие люди могут измениться и увидеть ошибки своих поступков. Если я перестану в это верить, значит, я перестану бороться».
Сбоку от большого окна есть вентиляционные отверстия, и я открываю их, чувствуя прилив холодного воздуха.
Я раскрываю ладонь, и Плодожор бесшумно взлетает в воздухе.
Дрон-спутник молчит, его огни погасли, пока он парит передо мной.
– Ты знаешь, что делать, – говорю я ему.
Короткое моргание зеленого света, и дрон подлетает к окну, но останавливается.
– Хочешь услышать анекдот? – шепчет он.
Я киваю:
– Да.
Огоньки дрона возбужденно мигают, затем снова гаснут.
– Как называется осел, который только что переехал в новую квартиру? – спрашивает Плодожор.
– Не знаю, – отвечаю я.
– Новосел, – отвечает Плодожор.
Я смеюсь.
– Прощай, Лука, – говорит дрон.
– Прощай, друг, – говорю я.