Оттого, наверное, Анифа и потянулась вслед за этим ускользающим теплом, непроизвольно прижавшись к широкой мужской груди. И Сигурд, воодушевленный этим импульсивным движением, вновь вернул свои ладони на ее тело, сомкнув на этот раз свои пальцы на бедрах — округлых и очень мягких.
Он наклонился — и их губы оказались очень близко друг от друга. Но вместо того, чтобы прижаться к женскому рту в поцелуе, Сигурд оставил эту возможность женщине. И она, снова постыдившись своей пылкости, смущенно отпрянула и отвела взгляд в сторону.
“Он прав — я пьяна, — с отчаянием подумала она, отступая и с сожалением освобождаясь от рук Сигурда, — По-другому объяснить такое дикое поведение я не могу. Всего час назад я была с другим мужчиной, а сейчас тянусь в его брату! Шлюха! Самая настоящая шлюха!”
О, как же она злилась на себя! Как раздражена она была! Ее даже слегка тряхануло от чувства брезгливости к самой себе.
— Благодарю, — вернув себе самообладание, проговорила она тихонько, шагнув еще дальше от притягательного для нее в этот момент мужчины. — И… прости эту слабость. Я забылась…
Женщина отвернулась. Краска стыда за эту немощность, за свою похоть густо залила ее лицо и меньше всего ей хотелось, чтобы хоть кто-нибудь увидел это.
— Доброй ночи, — рассеянно бросила она, не поворачиваясь и тем самым показывая, что хочет остаться в одиночестве.
Хотя на деле…
Меньше всего сейчас ей хотелось быть одной…
Оттого, наверное, ее сердце пропустило удар, а после — бешено пустилось вскачь, когда она почувствовала, как крупные мозолистые ладони мягко сомкнулись на ее плечах, а тело — мужское и такое сильное и крепкое тело — оказалось в такой близости от нее, что она спиной почувствовала его жар. Горячее дыхание, вырвавшееся изо рта Сигурда, обдало ее шею жаркой волной, от которого она отзывчиво затрепетала и не смогла сдержать жалобный полустон-полувсхлип.
Вот как он почувствовал?
Как узнал, в чем она сейчас нуждалась больше всего?
Маленькая, печальная девочка… Одинокая и самоотверженная… Но так сильно желающая…
Любви?
Пусть плотской, пусть физической, на уровне звериного чутья и инстинктов, но как же манит предвкушение снова почувствовать себя живой и дышащей полной грудью!
Прикосновение губ к чувствительной коже шеи вызвало мурашки по всему телу и заставило его почти мгновенно наполнится негой и вожделением. Из-за охватившей ее слабости Анифа упала бы, но мужские руки удержали ее и прижали к крепкому торсу.
Сигурд ликовал. Он сам не понял, как оказался рядом, хотя изначально хотел оставить Анифу, как того она, наверное, и хотела. Но сейчас, обнимая ее и жарко прижимаясь губами к нежной шее, дыша исходящим от ее тела ароматом, он ликовал и наслаждался ее неожиданной отзывчивости.
И, поддаваясь уже собственному желанию, почти прожигающему в его груди дыру, он жадно обхватил ладонью подбородок женщины и задрал его вверх, чтобы, нависнув сверху, крепко прижаться губами к ее губам, раскрыть их и властно проникнуть внутрь языком — восторженно и страстно, толкаясь с каждой минутой глубже и возбуждающе.
Они целовались долго и исступленно. От этого губы Анифы снова сильно припухли и даже заболели, но она не обращала на неприятное покалывание никакого внимания. В отличие от своего брата, Сигурд явно получал большое удовольствие от поцелуев. Хотя его руки тоже не оставались без дела. Отпустив ее челюсть, он обеими ладонями жадно ласкал тело — плечи и груди, которые он обнажил, развязав неаккуратный узел шнуровки на спинке, дрожащий живот и талию, бедра и ягодицы, прижимающиеся к его ногам. Иногда Анифа нетерпеливо ерзала и всхлипывала, изгибаясь в его руках, или игриво прикусывала мужскую губу и хватаясь пальцами за ласкающие ее ладони.
В итоге она первой повернулась к нему лицом и, расстегнув застежку тяжелого мехового плаща, скинула его на пол, а следом — и толстую кожаную куртку.