Злое сердце куклы

Еще несколько дежурных фраз, добрых пожеланий, и профессор распрощался с товарищем.

– Ну, и что? – вопросил Крымов.

Духоборов только покачал головой.

– Семен Матвеевич, мы с Андреем Петровичем умираем от любопытства, – поторопила научного руководителя Машенька. – Вам нас не жалко?

– Круг замкнулся, – ответил Духоборов. – Валентин Иванович Заточин три года назад был в гостях у одного своего коллеги – его пригласил их общий знакомый, тоже художник. На стене в мастерской висела старинная фотография, еще девятнадцатого века. На стуле, на крыльце срубового дома, сидит бородатый старик, похожий на жердь. Мрачный, хитрый, словно сторожит кого-то. Как паук в центре своей паутины. Описывать его смысла нет – он на гравюре, один в один. Как сказал Валентин, лучше персонажа и придумать невозможно. Стопроцентный Морок. Пройти мимо него было бы преступлением. Когда хозяин мастерской и друг Заточина ненадолго вышли, он взял телефон и сделал пару снимков. Облегчил себе работу.

– И где находилась эта мастерская? – спросил Крымов.

– В нашем театре кукол «Лукоморье», – хитро прищурив глаза, ответил профессор. – А хозяином мастерской был гениальный, как о нем говорят, кукольник Савва Андронович Беспалов. Иначе говоря, хозяин дома на отшибе, где вы были сегодня, человек, которого мы с Машулей так легко узнали в толпе коллег-театралов. И, как я понимаю, потомственный жрец бога Морока в современном мире. Хороша сказочка у нас вышла?

– Супер, – выдохнул детектив.

Вскоре Андрей Крымов распрощался с очаровательными людьми, так много знавшими о силах тьмы, и устремился дальше по узкой тропинке следствия, которую так неожиданно заволокло сумраком, а на горизонте уже вспыхивали молнии и катились по небу раскаты отдаленного грома.

Следователь Крымов припарковался у большого городского сквера, вошел под зеленые своды, отыскал свободную лавочку в тени, взял айфон и нырнул с головой во Всемирную сеть. Его интересовало все, что касалось театра кукол «Лукоморье», за исключением самих спектаклей. Особенно его увлекла история театра после появления в нем художника-декоратора, кукольника Саввы Андроновича Беспалова.

Там, где следователю Крымову не хватало официальной информации, он пользовался инсайдерскими источниками. Сделал пяток звонков знакомым сыскарям, которые были в теме, и яркие лучи информационных прожекторов щедро осветили темные островки мертвой зоны истории «Лукоморья» последних пятнадцати – двадцати лет.

До появления в театре кукол Саввы Беспалова «Лукоморье» представляло собой убогое скучное заведение, настолько серое, что его ленились критиковать даже местные журналисты. Оно посыпалось еще в годы перестройки. Зрители тосковали на премьерах, зевали взрослые, дети от скуки грызли ногти и безразлично пускали слюни, а то и ревели, глядя на бездушных говорящих истуканов. Появляющихся из-за ширмы кукол, способных нанести ребенку душевную травму на всю оставшуюся жизнь, хотелось собрать в одну кучу и предать, как еретиков, огню, заодно линчевать режиссера и актеров, а художника по куклам просто утопить в ближайшей луже. И таковая, кстати, имелась, прямо напротив театра, потому что никто не хотел выделять деньги на перекладку асфальта рядом с «Лукоморьем». Кстати, как и на ремонт самого здания. Руководство театра постоянно менялось, одни сразу уходили в запой, другие пытались продать последний инвентарь, – актерский состав и художественно-технический персонал не отставал от административного. Почему сие заведение не закрыли, одному Богу ведомо. Видимо, галочка, что театр кукол в городе существует, все-таки играла какую-то роль.

Так продолжалось до тех пор, пока в кресле главного режиссера не появился опальный руководитель, персона нон-грата в театральном мире, режиссер Ярополк Иванович Песняков. В узком кругу административной номенклатуры и творческого истеблишмента хорошо знали: Ярополк Иванович, человек одаренный, был предан анафеме за откровенный разврат и черные загулы, использование для закулисного беспредела высокого служебного положения и даже попытку одновременно взять силой двух танцовщиц-близняшек, судя по их гневным заявлениям. Надо заметить, что с такой удалью Ярополк Иванович Песняков самоутверждался на должности режиссера преуспевающего мюзик-холла и поэтому привык работать с живыми людьми, в основном с кордебалетом. Но чтобы не сесть в тюрьму, согласился в одночасье бросить свой маленький эдем, переехать в другой город и возглавить отряд героев и героинь из папье-маше и кучи тряпок. Из «Лукоморья» как раз сбежал очередной режиссер, и администрация города решила закрыть глаза на прошлые подвиги гениального Песнякова. «С такими не забалуешь, – изрек варяг Ярополк Иванович, оглядев новых крашеных подчиненных, наводивших своим обликом смертную тоску даже на уборщицу. – Эти не спляшут и не споют, даже полкило коньяка с ними не раздавишь. Что ж, декабристы и не такое в Сибири терпели».

Так сошлись звезды, что в это же самое время из другого города на должность Карабаса Барабаса театра «Лукоморье» – почетное место директора – напросился еще один незаурядный человек: Альберт Карлович Цоколь, которому за хищения и растраты на крупном мясокомбинате по нескольким уголовным статьям светил гигантский срок. Отсидев его, он мог выйти глубоким стариком в почетном маразме, разок взглянуть на солнце, пустить слезу о бесцельно прожитых годах и упокоиться с миром в доме престарелых, совершенно не помня, куда припрятал нажитое добро. Но были варианты – отдать все, и даже больше, покаяться и начать новую жизнь с посохом и сумой. И, разумеется, с гениальными навыками делать деньги почти что из воздуха.

Что могло дать такому человеку, как Альберт Карлович Цоколь, место директора в кукольном театре, не знал даже он сам, но согласился. «Поживем – увидим», – резонно решил Цоколь. Наконец, не всякий день большим мореплавателям, первооткрывателям островов и континентов фортуна предлагает счастливый попутный ветер. Иногда стоит посидеть на берегу, выкурить трубку, дать команде заштопать порванные во время шторма паруса, сбить ракушки с днища судна, залатать бреши и поправить руль, а там видно будет. Горизонт всегда принадлежит смелым и отчаянным капитанам. Дайте только срок!

Изучая историю местного театра кукол, складывая из пазлов общую картину, детектив Крымов то и дело смеялся и недоуменно качал головой. Это же надо, люди, за которыми он охотился всю сознательную часть своей жизни, чтобы надеть на них наручники и отправить в тюрьму, не просто расхаживали на свободе, а руководили театром, и не простым, а детским. И что самое важное – в высшей степени успешным.

Крымов узнал многое из жизни «Лукоморья», но отдельные фрагменты так и остались за кадром. Например, творческий поиск и решение первоочередных задач по выживанию, в которые с головой ушли два одаренных руководителя. Убедительные идеи и ценные предложения, перспективные проекты и сногсшибательные планы сыпались с их стороны, как из рога изобилия, но этого было мало. Долгожданной химической реакции пока не происходило. Чудо оставалось только в задумке. Был гениальный коммерсант, но не имелось товара, который можно пустить в оборот. Был талантливый режиссер, всей душой готовый к творческому поиску, но скучное папье-маше убивало всякую инициативу.

Выпив недорогого коньяка, какой два корифея в изгнании могли себе позволить на муниципальную зарплату, они смело перешли красную черту, сбросили оковы и дали волю фантазии. В ту бурную ночь Песняков предложил Цоколю переформатировать театр кукол в гламурное варьете «Лукоморье». Звуки канкана и стройные ноги, вылетающие из пышных юбок, да под веселые взвизги, готовы были взорвать его сердце. Цоколь не остался в долгу и пошел еще дальше: а почему бы не открыть при варьете «Лукоморье» образцовый ресторан «Кот ученый», спортзал «Тридцать три богатыря» и устроить полулегальный дом свиданий «Русалка»? Наконец, решили оба, можно просто забыть о театре и сдать само здание под скромный торговый центр. Да хотя бы под один большой гастроном! Но трезвое утро обнесло их, как ловкий вор-карманник уличного раззяву. Одно только слово «тюрьма» на рассвете сокрушило все их грандиозные планы. Пришлось опохмелиться остатками вчерашнего коньяка, отринуть фантазии и начинать жить заново.

Но ни Ярополк Иванович Песняков, ни Альберт Карлович Цоколь пока не знали, что их счастье уже рядом, плоды долгожданной «химической реакции» уж готовы обеспечить их требовательную зрелость и не менее придирчивую грядущую старость.

Все в том же судьбоносном году порог их театра переступил таинственный незнакомец лет пятидесяти пяти, высокий и худой, как жердь, с пышной седеющей шевелюрой и глубоко посаженными проницательными глазами. В руке он держал большой старомодный чемодан с поперечными перекладинами.