— Да у тебя одно сплошное тряпье, — высокомерно заявил он, поправляя сползающий с плеча драный ворот рубахи.
— Ты-то у нас великий модник.
Было время, когда Трапп носил рубашки из тончайшего шелка с запонками из черных алмазов. Его расписные жилеты заставляли юношей покупать себе такие же, подражая герою. Сапоги из прекрасной кожи, золото эполет, все красотки страны, которые сами прыгали к нему в постель.
Не сказать, чтобы он так уж сильно по всему этому скучал.
Походные биваки всегда были куда приятнее мягких перин.
Цаца и финтифлюшка собиралась ужинать, когда Трапп наконец вернулся в замок.
Откуда-то взялся фарфор на столе и кружевная белоснежная скатерть, и витиеватые подсвечники, и серебряные столовые приборы.
Тыквы из холла исчезли, а отсутствие пыльных следов после каждого шага обескураживало. Как будто у генерала опять отняли что-то важное. Окна сиротливо блестели чистотой, а вокруг ужасающе пахло свежестью и влажностью.
Голые после бритья щеки заставляли чувствовать себя беззащитно.
— Добрый вечер, — увидев его, обольстительно улыбнулась горгона, — вы приехали с визитом, господин?..
— Трапп, — сообщил он, падая на один из стульев, — генерал Трапп. Эухения, — рявкнул он, — чтобы тебя черти слопали! Подай мне приборы!
— Не может быть, — изумилась гангрена, схватила со стола подсвечник и подошла ближе. Он уже было решил — поджигать будет, чтобы наверняка извести подчистую всю замковую заразу, но она лишь поднесла свечу ближе к его лицу.
— Ну надо же, — сказала весело, — а я думала, вам лет сто, не меньше.
— Двести, — мрачно отозвался Трапп, пытаясь отодвинуться. — Перестаньте меня разглядывать как кобылу на базаре. Вы тоже, между прочим, не девочка. Вам наверняка уже целых двадцать лет исполнилось! Вторая свежесть!
— Ну знаете ли! — охнула она, отчего мушки на её выбеленном лице пришли в движение, а грудь в бескрайнем декольте всколыхнулась. Скосив глаза вниз, Трапп с интересом следил за этим волнением. Еще немного — и из черного бархата выпрыгнут соски.
— Король вас поэтому выставил? Из-за того, что не любит престарелых любовниц?
— Престарелых?! Мне двадцать один!
— Никому больше не сообщайте таких постыдных сведений о себе.
Она так резко выпрямилась, что едва не задела его своим пышным бюстом по носу. Ноздри Траппа дернулись, ощутив цветочный аромат, исходивший от этой женщины. Колье блеснуло на свету, на секунду ослепив генерала.
Через несколько недель гангрена перестанет надевать так много драгоценностей, спускаясь к ужину, а через несколько лет перестанет к нему переодеваться.