Спрашивать о таком своего отца я боялся. Он никогда не обсуждал с нами работу. Это было в нашем доме вроде табу.
Но спустя несколько дней он позвал меня к себе в кабинет. Я сел на диван, а он встал напротив и сказал:
— Фрэнни, сынок! Запомни два правила: никогда не садись в чужие машины и не разговаривай с незнакомцами, ты понял меня?
Я спросил почему, на что он мне ответил:
— Ты же не хочешь пропасть, как та девочка.
Больше мы с ним об этом никогда не говорили.
Натан чувствовал, как мистер Эйверитт нервничает, его дрожь в руке стала заметнее, а голос дребезжал как расстроенная гитара.
— Эта история до сих пор заставляет меня ужасаться. Подумайте только… всего семь лет. Разве она заслужила это? Какая страшная смерть…
— Вы же вроде сказали, что ее так и не нашли? — спросил Натан. — Это все? Или есть еще, что-то?
Мужчина заколебался. Внутри него шла борьба, известная только ему. Но зажмурившись, будто пересилив страшную боль, он произнес:
— Да! Черт возьми, да! Есть одна деталь, о которой я не говорил никому на свете. Даже Линде. После смерти отца мне достался этот дом. Тогда я уже неплохо преуспел в юридических делах и только подал свою кандидатуру на выборах. До самого последнего вздоха, отец запрещал входить в кабинет без его разрешения. И видимо не зря.
Мистер Эйверитт поднялся и прошелся по залу походкой старика. Казалось, за эти несколько часов он постарел лет на двадцать. Найдя нужную ему книгу, он отодвинул ее в сторону.
— Вот!
Из-за нее, он вытащил желтый конверт, сложенный в несколько раз.
— Здесь все, что мне известно. Постарайтесь не открывать его до тех пор, пока не окажетесь далеко отсюда. У стен есть уши.
Натан покрутил конверт, но не нашел ни одной надписи или чего-то, что хоть как-то указывало на содержимое.
— И какое это имеет ко мне отношение?
— Все в конверте, мистер Кэмпбелл. Все ответы там.
— Мистер Эйверитт, Вы же понимаете, что как только я его вскрою, об этом узнают миллионы людей. Я не стану прятать прошлое в бумажных конвертах на книжной полке.
— Я хочу этого…, — он сделал паузу, казалось, что его глаза заблестели и он вот-вот расплачется.