Это имя заставило Дитриха, наконец, очнуться от ненависти, которая уже почти поглотила его. Заглянув внутрь себя, он с ужасом увидел, что его Янтарь и Сирень потемнели до такой степени, что уже с трудом можно было отличить один Цвет от другого. Нет. Терять над собой контроль нельзя. Он узнал всю правду — и это было хорошо, ибо ею можно будет многократно воспользоваться в своих интересах. Но терять голову недопустимо. Ибо в противном случае вместо объекта манипуляции драконов он станет объектом манипуляции Убийцы. Дитрих не знал, какое он примет решение, но знал одно: оно будет его собственное, и никто не посмеет на него давить.
Глава 4
Наконец, чёрный коридор закончился. И уже издали Дитрих видел силуэт того, к кому так стремился всё это время. Черный силуэт, стоявший на одном колене и державший в руках чёрный клинок, по лезвию которого бегали синие искры. И, когда Дитрих вошёл в пещеру, искры на клинке словно забегали быстрее.
— Я бы на твоём месте не сильно радовался, — едва слышно прошипел Убийца клинку, — скоро он станет твоим тюремщиком вместо меня.
После чего Убийца… начал вставать. С огромным трудом, с глубоким вздохом, он явно впервые за очень долгое время поднимался на ноги. Не отпуская, впрочем, рукоятки меча.
И — невероятно — когда он поднялся, чернота, казалось обволакивающая его и стирающая любые черты, отступила. Можно было снова разглядеть образ, уже увиденный в воспоминаниях: длинные запутанные волосы, каштановый отблеск в глазах, нос с крупной горбинкой… и улыбку. Несмотря на то, что улыбка явно выходила располагающей, Дитриха она напугала, хотя тот и не мог понять, почему. Но в этот момент Убийца заговорил:
— Ну что ж, здравствуй, дорогой Дитрих. Я долго наблюдал за тобой… Пожалуй что с самого твоего рождения. Потому что любое колебание Цвета я способен почувствовать. Когда каждый дракон молится своим цветным господам ради какой-либо мелочи — мне становится об этом известно. Когда любой из этих четырёх идиотов взывает к мудрости своих астральных господ — я это знаю. И осознаю, насколько же драконы, такие живучие и долгоживущие, ничтожны сами по себе. Они — древние ископаемые, которые не передохли ещё до возникновения других рас по той лишь причине, что сумели установить связь с Цветами. И превосходство их над остальными лишь связью с Цветом и объясняется. Отними у них это знание или сделай его достоянием всех — и через пару сотен лет драконы опустятся до уровня ездовых животных. Ибо по-хорошему это всё, на что они годятся.
— Так что когда ты пережил Тургор, — продолжал он, созерцая Дитриха, — то всколыхнул Цвета так, как этого не делал никто со времени моего заточения. Разве мог я не обратить на тебя внимания? Разве мог не наблюдать за тем, над кем тряслись эти четыре маразматичных придурка? И разве мог позволить тебе прийти сюда, не поведав тебе всю правду о том, кто и откуда ты на самом деле?
Он замолчал. Молчал и Дитрих, понимая, что он первый, с кем говорит Убийца за все шестьсот лет, и что слушать его надо внимательно… очень внимательно, ибо в таком состоянии тебе могут поведать такое, чего не скажут ни при каких обстоятельствах.
— Забавно, что твой главный Цвет — это Янтарь, — ухмыляясь, продолжал Убийца, — потому что это именно то, что сделали с твоей душой. Заточили в янтарь. Как жука, который мог бы пролетать отпущенные ему несколько месяцев и спокойно уйти из жизни, поймали и залили янтарной смолой, чтобы оставить его там навсегда. При этом, несомненно, во имя великой цели.
— Но довольно болтовни, — Убийца снова усмехнулся, — прошу простить мне эту слабость, ведь здесь совершенно не с кем поговорить. Этот, — он кивнул в сторону своего клинка, — мне ещё в первые годы наскучил. Ты теперь знаешь о себе всё. Как и знаешь всё, что тебе нужно, обо мне. Ты знаешь, кем я был и почему сделал то, что нужно. И я предлагаю тебе своё место и свою силу, Дитрих. Ты уже должен был понять, что драконы этого заслуживают. Что держать их в узде иначе нельзя. Потому что если этой защиты не станет — то уже не для дела, а потехи ради они будут поступать вот так!
Он щёлкнул пальцами. И с этим щелчком разум Дитриха начал заполняться последними воспоминаниями. О его побеге, о метаниях по Триниагосу, о полёте в Анваскор. О том, как с любовью и заботой его там прижал Уталак, предоставив выбор без выбора и унося на Сиреневый остров. Как принц, оказавшись в родной среде, где все, казалось, его понимали и любили, расслабился… и как именно в таком уязвимом состоянии его и настиг Тургор.
Казалось, Дитрих снова переживает эти ужасные мучения, когда его переполняет Цвет, кипит в нём, стягиваясь в его тело отовсюду — и одновременно стремясь вырваться из него. Как он ползёт по камням, которые плавятся от его касания, как он добирается до зала, где стоят чаши с Цветами, не понимая, что так он только делает всё ещё хуже… И, наконец, тот самый момент, когда его разрывает…
Этот момент был самый невыносимый. Словно ты просыпаешься во сне от внезапного чувства падения с бешено колотящимся сердцем и никак не можешь понять, очнулся ты или всё ещё летишь вниз… Вот только этот миг длился куда дольше, и был куда страшнее…
И внезапно всё кончилось. Дитрих понял, что он лежит на каменном полу. Но главным, конечно, было не это. А то, что он ощущал… невероятную лёгкость. Лёгкость и чистоту в мыслях и в душе. Какую-то светлую радость — и одновременно светлую печаль. Словно на стекло его души плеснули водой, и смыли всю грязь злобы и ненависти, позволив засиять первозданной чистотой. Теперь, смотря на всё произошедшее, он почему-то перестал чувствовать ненависть к драконьим Хозяевам. Теперь он мог их только жалеть, ибо понимал и их боль. Боль от того, что они на протяжении сотен лет наблюдали, как страдают от боли их подопечные, и были бессильны что-либо с этим поделать. Теперь он мог до конца их понять. А простить… что ж, наверное, когда-нибудь сможет и простить…
В этот момент он увидел, что Убийца тянет к нему свободную руку, и из неё идёт чёрный поток энергии. Нет, Убийца не атаковал, как могло бы показаться. Он действительно предлагал Дитриху свою силу — и та шла к нему медленным потоком, касаясь груди и заключая его тело в свои объятия. И всего минуту назад Дитрих бы с мстительной, ненавистной радостью принял бы эту силу, встал бы на эту стезю и мстил бы, мстил и мстил, но после того, как он повторно пережил свою смерть… в его голове словно что-то перемкнуло. Убийца, конечно, достаточно настрадался в своей жизни, ибо вынужден был наблюдать, как значительно раньше своего срока бессильно угасают его родные в бесконечном служении драконам. Он имел право на все эти поступки, он имел право чувствовать гнев и ярость. И всё же Дитрих ощущал, что ему на этот путь вступать не следует. Ибо каждое действие, которое происходит на земле, имеет значение. Ибо оно приносит драгоценный опыт и знания, опираясь на которые, можно понимать и предугадывать, какие действия можно совершать дальше, а какие — лучше не стоит. Но в каждом действии есть одна непреложная истина: в любом действии главное — вовремя остановиться. И потому Дитрих с лёгкой улыбкой покачал головой, и чёрный поток энергии внезапно отпрянул от Дитриха с таким же испугом, с которым Цвета избегали любых контактов с самим Кошмаром.
Убийца, казалось, не поверил своим глазам. Решив, что произошла какая-то ошибка, недоразумение, он снова направил поток чёрной энергии Дитриху, предлагая принять его. И, получив второй отказ, он снова полностью утратил человеческие черты.
— Почему? Почему ты отказываешься?! — с яростью прошипел он, — ты же понимаешь, что вот это, — в разуме Дитриха вспыхнули воспоминания о первом срыве, из которого его спасал Гиордом, — вот это, вот это, равно как и это, — воспоминания о том, как Меридия ломает ему руку, как Мизраел копается в его воспоминаниях, как он снова переживает боль Тургора, — было сделано не случайно? Что драконы именно этого и добивались?!
— Ну, с Меридией я бы поспорил, — мягко возразил Дитрих, — конечно, Мизраел извлёк из этого свои выгоды, и всё же я сомневаюсь, что она это сделала специально. А так да, я готов поверить, что всё остальное было подстроено Старшими драконами намеренно.
— ТОГДА ПОЧЕМУ ТЫ УПОРСТВУЕШЬ?! — в отчаянии прорычал он сквозь стиснутые зубы.