Почему это произошло – понятно. Образование было для большевиков одним из приоритетных направлений, на просвещение неграмотного в большинстве своем населения они тратили огромные деньги.
Однако за первым решительным порывом «Даешь ученья свет!» вскоре пришло осознание, что все не так просто. Даже нормальный, не говорю «хороший», вуз не создается волевым решением. Для него требуется знающий педагогический коллектив. Нужна научная школа. Необходима материальная база.
А для появления всего этого необходимы не большие даже – огромные деньги. Причем вкладываться надо годами, если не десятилетиями, только тогда в чистом поле вырастет что-то, напоминающее университет.
А без всего этого открытые вузы в лучшем случае будут шарашкиными конторами, на обучение в которых без слез не глянешь, в худшем – прачечными для отмывания денег и штамповочными липовых дипломов.
В общем, вскоре большевики меняют тактику. В 1921 году, выступая на Всероссийской конференции высших учебных заведений, А.В. Луначарский заявил о том, что высшая школа находится в крайне тяжелом состоянии и необходимо заканчивать с увеличением сети вузов. Наоборот - в связи с продовольственным и топливным кризисом необходимо радикальное сокращение количества университетов, а немногочисленные имеющиеся ресурсы будут в первую очередь направлены в лучшие вузы страны, чтобы хотя бы «на рассаду» сохранить лучшие достижения системы высшей школы.
Любой историк без колебаний подпишется под известным восьмистишием Евгения Лукина:
В России действительно все повторяется. «Новый вузовский курс» 1920-х фактически был первой версией (и полной копией) того самого процесса, что в современной России проиходил в десятых годах XXIвека и носил название «ливановских реформ» - с тотальной зачисткой наскоро сляпанных в 90-е «академий», работающих по принципу «деньги берем – диплом даем!» и приоритетного финансирования небольшой группы ведущих университетов. В итоге с 1922 по 1925 год число вузов в стране уменьшилось с 248 до 145, а количество студентов — с 216,7 до 167 тысяч.
По моему личному мнению, именно этот «новый курс» в системе высшего образования и стал одной из главных причин бегства за границу ректора Артемьева. Все еще работая в системе Наркомпроса, он не мог не знать о согласованной на самом верху новой стратегии развития высшей школы. А будучи умным человеком, не мог не понимать, что у последнего оставшегося у него актива – Московской горной академии – нет шансов попасть в тогдашнюю «Программу 5-100», то есть в число лучших и приоритено финансируемых вузов.
Потому что Горная академия, если честно, была в конце 1921 года той самой «шарашкиной конторой». По-другому и не могло быть в вузе, организованном в условиях тотальной разрухи и не имеющем никаких возможностей для развития. Высокая должность в Наркомпросе позволила Артемьеву собрать неплохую команду преподавателей. Но это было его единственным достижением. Во всех остальных аспектах, особенно в плане материальной обеспеченности, МГА предсталяло собой, как говорил Иа, «душераздирающее зрелище».
Дальше вы знаете – Артемьев остается за границей, Губкина избирают ректором. Ректором обреченного, по-сути, вуза. Образно выражаясь, Иван Михайлович взошел на капитанский мостик уже торпедированного корабля, которому оставалось только затонуть с честью.
Однако, как я уже говорил, Академия была Губкину очень нужна. И он начинает «борьбу за живучесть судна».
Почему же корабль не затонул? Этому были две причины.
ebooksa