— Ну, может, действительно? — с сомнением произнес Михаил.
— Если что, спросите у Максима мой телефон, — примиряюще улыбнулся Николай, стоя уже за порогом дома. — Совершенно необязательно переводить его прямо сейчас.
— Так и сделаем, — выдохнул отец.
— Даже не думайте! — погрозил старик кулаком небу.
— Но напоследок, чтобы не с пустыми руками уезжать, — проигнорировав грозные жесты, обратился дядь Коля к Михаилу. — Вы не могли бы мне помочь? — показал он на пиджак. — Достаньте из внутреннего кармана коробочку, будьте добры. Руки не совсем меня слушаются.
— Да, разумеется, — засуетился Михаил и выудил потертый квадратный коробок из бересты шириной полтора сантиметра и десять высотой.
— Откройте, вот так, спасибо. — Николай бережно подцепил рукой лежащий в коробке прямоугольник темного дерева, показал хозяину дома и со всей серьезностью спросил: — Вы не будете против?
Тот не сразу понял вопрос, зачарованно глядя на угловатую резьбу из рун и грубых обозначений волн и корабля с распахнутыми парусами на нем. А когда осознал — медленно кивнул, не особо веря тому, что происходит. И сварливый старик как-то притих, с совершенно непонятным выражением лица наблюдая за происходящим.
Николай, дождавшись разрешения, просто приложил дощечку к стене над дверью. Убрал руку, а та осталась на месте, будто бы зацепилась за что-то…. Но каждый из трех присутствующих знал, что крепление надежно и не страшны ему ни стихия, ни время, ни злая воля человека. Даже если будет пожар — все сгорит, но не косяк этой двери с защитной меткой на нем. Только двое во всем мире могли ее снять — хозяин дома, давший разрешение, и особый человек, коему Древичи доверили размещать охранные калиты, своим словом и именем защищая всех обитателей сего места.
— А… — растерянно протянул Михаил. — Нам за это… Надо будет… Ну…
— Пока Максим живет в этом доме — нет.
— А вам Максим кто? — не удержался от вопроса старик.
— Всё, — загадочно ответил Николай и коротко поклонился. — Всего наилучшего.
Глава 10
Поверхность стола помнила множество рук: их силу, проминающую дерево от злости, их глупость, от которой на ровной поверхности остались борозды от ногтей и стали. Некоторые ужасались содеянному и пытались выровнять, сгладить порезы. Другие обманывались, думая, что царапины останутся безымянными — их слишком много, этих рук, чтобы определить виновника. И только плотник знал всегда — ему заплатят. Чужие грехи навсегда исчезнут под слоем лака на крепко сколоченных досках. Гладь обновится, но люди продолжат совершать ошибки и платить за них.
На угол стола лег прямоугольник из синего картона, украшенный паутиной серебристых линий, свитых в старомодную букву «В». Движение рук — и упаковка раскрылась пеналом, демонстрируя десяток ромбиков с мизинец величиной, обернутых золотой фольгой. Драгоценная оболочка — для драгоценного содержимого.
Легкий кивок — и еще пять таких же упаковок легли рядом.
Солидный звук касания поверхности лучше слов рассказал о весе. Витая эмблема подтвердила качество. Количество соответствовало договоренности. Но тишина за столом не сменилась беседой.
Еще шесть упаковок легли на стол — выкладываемые чуть дрожащей рукой, раз за разом все более нервно, пока последняя чуть не упала на пол из-за неловкого жеста.
— Верни ее! — Чего было больше в этом крике — страха, надежды или отчаяния?
ebooksa