— Но я все еще могу стереть тебя в пыль до того, как умру сам, — вырвались сухие слова угрозы совсем иным тоном.
Вспышка узнавания — и мир резко задышал жаром, вспыхнул на одно мгновение и оброс прозрачной чешуей мыльной пены на десятки метров вокруг, образуя сетчатый шар, в котором оказались мои друзья, плот и часть реки. Движение далось с трудом — пузырьки проминались под рукой, на месте пустоты возникали новые. Дышалось вполне обычно, воздух был свеж и тепл, но стерилен, как бывает в больнице — это чувствовалось после привычного запаха древесины, реки, хвои и углей. Рядом пытались делать осторожные шаги мои друзья. Кажется, они что-то восторженно кричали, но мелкая ячеистая сетка вокруг нас гасила звуки, и пришлось показать жестом, что я ничего не слышу. Через пенную преграду прорвался Федор и обнял меня. А затем нас подхватила волна.
Мы мчались ввысь огромным мячом. Нас подкидывало вверх, закручивало на волне, небо и вода менялись местами, нас бросало к берегу и подхватывало вновь. Мы не слышали грохота, удары не чувствовались, а ощущение плота под ногами позволило Паше определиться, куда лечь и за что схватиться. Сверху, над нами, парила Света с зонтом в руке — она оказалась ближе к границе барьера, но ее не интересовала возможность выбраться. Она будто плыла — или летела — по этому кисельному мареву и, если присмотреться, — смеялась, наслаждаясь вновь пролетающей под нами землей.
Нас несло настолько долго, что даже Паше надоело бояться, и он освоил движение внутри барьера наравне со всеми, только внимание его было обращено вовне. Когда нас подкидывало особенно высоко и било о берег, он внимательно вглядывался во все вокруг, явно нацеливаясь на то единственное, что составляло главную суть турнира — найти колокол. Но вместо него — только несколько зеленых и фиолетовых вспышек мелькнули где-то вдали, внутри мутной волны, несущейся среди деревьев.
Барьер был достаточно легок, его защита хранила только нас, и вскоре вся захваченная вода под нами утекла обратно в реку. Всего в двух местах ячейки оказались наполнены водой с бултыхающейся в ней рыбой. Мы, как волейбольный мяч, взлетали от каждого удара стихии. Вскоре уже вся команда прониклась идеей Паши и внимательно смотрела по сторонам. Под нами все еще бушевали волны, но вокруг простирался лабиринт из просек, на метр погруженный в воду.
Наверное, прошел час, когда напор воды спадал. Всю ладонь уже охватили немота и холод, что продолжал тянуться к локтю. Крови не было, но рука побелела, и ладонь не чувствовала нажатия ногтем.
Нас в очередной раз закинуло к верхушкам деревьев, а от них отрикошетило еще выше.
— Там! — проревел Паша так сильно, что голос донесся даже через ячеистую структуру щита.
Всего мгновение виден был золотой отсвет вдали, но его хватило, чтобы отпечатать в уме небольшую речку или ручей — явный приток — через который перекинут каменный мостик, точь-в-точь такой, какой был позади князя Долгорукого на вступительном ролике. Только над этим мостом сиял массивный золотой колокол, установленный прямо посередине, с каменной же надстройкой над ним.
— Снимай щит! — прорвался ко мне Пашка и буквально прокричал в ухо.
И остальные тоже взбудораженно посмотрели на меня. Волна действительно ослабела, но ее силы было вполне достаточно, чтобы стукнуть нами о камень. Жестом указал на плот — всем лучше находиться не над ним, а позади, чтобы не удариться о дерево.
Не зная, как снимать этот щит правильно, я просто стянул браслет, морщась даже при нечувствительности руки от неохотно выходящих из кожи зубцов.
Барьер пропал в ту же секунду, и мы мгновенно свалились в мутную воду, подняв тучу брызг.
Я переложил браслет в другую руку, оглянулся в поисках Федора, с удовлетворением отметил, что он плывет к берегу, и тоже принялся выгребать одной рукой. Вторая не совсем слушалась. К счастью, вскоре под ногами стало прощупываться дно, основательно замусоренное ветвями и прочим, что принесла волна. Зато удастся отдохнуть.
— Там, я запомнил! — метался по берегу Пашка, помогая всем выйти из воды и буквально пританцовывая на месте от нетерпения.
Он будто не замечал мокрой одежды, Артема, хмуро выискивающего у самого берега пропавший ботинок, и меня с будто бы отбеленной рукой, на которую тревожно смотрел Федор, то и дело примеряя на мои пальцы все новые и новые кольца.
— Не работают, — в легкой панике шептал он мне. — Слишком долго! Очень долго!
— Да все будет нормально, — успокаивал его я. — Только… Ты уж извини меня, ладно?
— А? Да нет! — махнул он рукой. — Ты ведь знал, что я не пропаду, поэтому решил ее спасать, верно?
— Я… — замялся, не зная, как объяснить это помутнение рассудка.