Ощутил я себя лежащим на земле, лицом в пожелтевшей мокрой траве. Руки не шевелились, ноги не ощущались. В голове страшно гудело, попытка повернуться тут же отозвалась резкой болью и коротким обмороком. Мир размытыми пятнами плыл перед глазами, не желая становиться четче. До слуха доходили обрывочные фразы, казавшиеся нереальными и неправильными…
— …в вертолет… Остальных в реку…
Мир наконец-то обрел четкость — то, что было черным вытянутым пятном, оказалось ногой Федора. Мимо проволокли тело Светланы.
— Куда! Двумя руками держи… Не должно быть следов… Они утонули…
Глава 29
Черное небо над нами качалось под сплетением веток. Голова запрокинулась, в затылке отдавало резкой болью при каждом шаге человека, что нес меня на руках. Нес небрежно, больно задевая моими ногами кусты и стволы деревьев, царапая ветвями безвольно висящие руки. А я ничего не мог поделать. Чувствительность вернулась, но там, где положено быть Силе, — равнодушие. Будто созерцание глубокого сна, над которым нет власти.
Отряд из четырех человек двигался к воде, легко удерживая свой груз. Дорога петляла в лабиринте, позволяя на поворотах посмотреть на Артема с перекошенными очками на лице; на Федора, руки которого прижали к футляру скрипки, чтобы та не упала…
Где-то внутри рождались тревога и злость, свежими каплями падая в мутное болото безразличия.
«Спасти, его надо спасти!» — билось внутри.
Но во сне на это не было силы. Только злость.
Не поднять руки, не сжать ладони в кулак. Только зубы скрежетали в бессилии.
— Мой очнулся, — с сомнением произнес голос над головой.
«Рано!» — закрыл я глаза.
Процессия остановилась, послышался звук приближающихся шагов. Щека вспыхнула от резкой боли, но я, не издав и звука, позволил голове свободно мотнуться из стороны в сторону.
— Продолжаем движение, — холодный голос прозвучал укором моему конвоиру.
Через два десятка шагов, на очередном повороте, я позволил себе приоткрыть глаза. И неожиданно столкнулся со взглядом Светланы. В этом перевернутом мире, где небо находилось под ногами, мы мгновение смотрели друг другу в глаза.
«Она жива…» — слегка припозднившись, капнула в бесконечность апатии радостная мысль.
Эмоция прибавилась к гневу, объединилась с ним. Пальцы чувствовали, что могут собраться в кулак.
«Рано», — произнес ее взгляд.
«Хорошо», — движение ресниц.