Внизу, на противоположной стороне неширокой улицы стояла Анюта в облике сверхсовременного, существующего доселе только в опытных образцах, супертанка Т-2000.
Она была великолепна.
Приземистая, исполненная грозной грациозности махина на широких титановых гусеницах, с ощетинившейся противоПТУРСовой защитой широкой приплюснутой башней, соблюдая правила парковки, замерла у тротуара. Однако башня у этой бронированной смерти была развёрнута, и жерло стоддвадцатипятимиллиметрового орудия ласково смотрело прямо в проем окна второго этажа, в котором сгрудились особо заинтересованные зрители.
— Ни… себе! — вырвалось у одного из молодых. — Это же Т-2000, шеф! Такой пока только на секретной картинке увидеть можно… Серьёзная вещь. — И он с явным уважением и некоторой опаской покосился на Егора.
— Так-так… — задумчиво произнёс сухопарый. — А что вы, интересно, будете делать, если сейчас приедет полиция и увидит на улице ЭТО?
— На подобный случай, — любезно улыбнулся в лицо «шефу» Егор у нас имеются соответствующие документы, подписанные, между прочим, директором ЦРУ. И документы, заметьте, настоящие, — на Егора снизошло весёлое вдохновение, и он чувствовал, что именно сейчас, в этот конкретный момент времени, у него пройдёт любой, самый фантастический блеф. Разумеется, такие важные бумаги мы с собой не носим. Они там, за броней, у командира танка.
— Что ж, — пожал плечами сухопарый, — теперь я понимаю, что вы имели в виду под весомыми аргументами. Но кое-чего я всё же, признаться, не понял.
— И что же именно?
— При таких аргументах, — он кивнул головой за окно. — Зачем вы ещё и деньги предлагали?
— В качестве жеста доброй воли, — серьёзно ответил Егор. — Понимаете, мы не бандиты, а обычные люди и до сих пор считаем, что лучше всего договариваться без взаимных угроз и устрашений. Однако, если нас не понимают, как произошло, к сожалению, в данном случае, приходится действовать иными методами. Помните песню? — и он, нещадно фальшивя, пропел: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд…»
— Стоит на запасном пути! — чисто закончил, обладающий практически абсолютным слухом, Семён.
— Да, — с неожиданной грустью вздохнул сухопарый, — хорошая была песня… Ну что ж, молодые люди, признаюсь что вы меня убедили. До свидания и… вы не хотели бы рассмотреть вопрос о нашем сотрудничестве, но уже на качественно иных условиях?
— Вряд ли, — сказал Егор, поворачиваясь к выходу. — Тут ведь не в условиях все дело. Всё дело в мировоззрении. А оно у нас, увы, разное. Пошли, Сеня.
И они, не попрощавшись, вышли.
Поздним нью-йоркским вечером, уже совсем плохо соображающий Егор, уложив на диван вырубившегося прямо за кухонным столом друга Сеню, накарябал кое-как на первом подвернувшемся под руку листке записку, вышел во двор и сел в машину.
— Домой хочу, — объявил он громко и просительно, завалился на бок и уже через секунду спал непробудным пьяным сном.
Глава двадцать четвёртая
Егор сидел на маминой кухне у открытого окна, глядел на мощёную брусчаткой пустынную улицу и мучился похмельем. Час назад, Анюта отказалась его лечить, сказав, что в няньки к алкоголикам она не нанималась и, что тот, кто любит кататься, должен любить таскать за собой и саночки.
— Возить саночки, — поправил Егор.
— В данном случае слово «таскать», по-моему, подходит лучше, — резонно возразила Анюта.
ebooksa