Оторопь, однако, прошла очень быстро, потому что нахальный «Фольксваген» и не думал тормозить, а вовсе даже наоборот — явно намеревался переехать всех четверых добрых людей.
— Хлпци, да вин з глузду зъихав! Ховайся![4] — сообразил самый сообразительный из четверых, и нападавшие тут же кинулись в разные стороны, стараясь найти дерево потолще и укрыться от психованного автолюбителя экстремальной езды за стволом каштана или клёна.
— Анюта… — растроганно прошептал похожими на кровавые вареники губами Егор, с трудом оторвался от дерева и шагнул вперёд.
Левая передняя дверца тут же гостеприимно распахнулась, и случайный зритель, оказавшийся рядом, вполне смог бы убедиться в том, что на месте водителя у этого психованного автомобиля никого нет.
Таковых, однако, не оказалось, и Егор, сконцентрировав последние силы в одном движении, рухнул внутрь салона и тут же потерял сознание.
Часы показывали половину одиннадцатого.
Егор приподнялся на локте, сел и посмотрел в зеркало заднего вида. Зеркало отразило слегка помятую и растерянную, но совершенно здоровую и даже местами румяную физиономию молодого — не более тридцати лет — парня с серыми нахальными глазами и небритым подбородком.
Замечательно.
Он осторожно потрогал пальцами губы, нос и бровь. Ничего нигде не болело.
Так. Очень хорошо.
Егор достал сигарету, включил радио и огляделся.
Анюта приткнулась к тротуару в каком-то незнакомом узком и пустынном переулке.
— Анюта, — ласково позвал он, — ты меня слышишь? Здравствуй, солнышко!
— Как вылечила, так сразу и солнышко, — проворчала Анюта, но было слышно, что ей приятно. — А за три дня минутки не нашёл, чтобы рядом посидеть.
— Так ты же сама просила не беспокоить! — искренне возмутился Егор.
— Мало ли что я просила… А ты должен был сам догадаться!
— Вас, женщин, фиг поймёшь, — Егор прикурил сигарету и невольно ещё раз посмотрел на себя в зеркало (лучше прежнего, блин!). — Делаешь, как просят — плохо. Не делаешь — тоже плохо. Загадка природы, практически.
— Да, мы такие, — гордо подтвердила Анюта. — А ты не первый год, чай, на свете живёшь, большой уже мальчик — пора бы и привыкнуть.
— К такому привыкнуть трудно, — вздохнул Егор, потом подумал и осторожно спросил. — Ты как, вообще-то… ничего?
— Ничего, — хмыкнула Анюта. — Оклемалась, как видишь.