Я решил продолжить мои отношения с Машей. Но с тех пор как я запил, я изменился. Похмелье очень сильно меняет восприятие мира. Всякая уверенность и оптимизм пропадают, ты становишься жалким, испуганным и робким. Я понимал, что выгляжу ужасно, от меня пахнет, рожа опухшая с огромными, как бананы кругами под глазами, и поэтому не хотел маячить перед ней.
Но стоило мне выпить, как тотчас мир менялся в лучшую сторону, и я сам себе казался очень даже ничего.
Как-то в полдень я сидел у себя в кабинете и смотрел в окно. Шёл затяжной дождь, двор заволокло серой пеленой, студенты, словно птички, попрятались в гнездо-институт. Я люблю музыку, но больше всего музыку дождя. Вроде бы в ней нет ритма – тихий равномерный шум, прерываемый стуком капель по железному карнизу – но она меня умиротворяет.
Я отпил коньяк прямо из горлышка.
– Иван Алексеевич, ну и запах у вас тут, – Это Анечка зашла. – Нужно проветрить!
– Потом, – кивнул я и отхлебнул.
– Да что же вы прямо на рабочем месте? А вдруг войдёт кто?
– Ну вот, ты вошла и что? – расхохотался я и встал, чтобы подойти к ней.
Она поняла мои намерения и быстро вышла. А я спустился во двор. Там была Маша, она стояла под аркой в длинном пальто, скрестив ноги и обхватив себя руками, и задумчиво курила длинную сигарету. Тут только я заметил, какая она красивая. Раньше она казалась мне просто симпатичной.
Я направился к ней с широкой похабной улыбкой.
– Привет!
– Здравствуйте, – кивнула она, едва взглянув на меня.
Я встал рядом, достал сигарету, уронил её, нагнулся чтобы поднять, но передумал и достал ещё одну.
– Зажигалки не будет? – спросил я, хотя у меня в кармане была зажигалка.
Она, не глядя, протянула мне зажигалку.
Я зажёг.
– Как дела?
– Нормально, – ответила она. – А у вас?
– Тоже. Только вот соскучился.
– Рада за вас. Извините, мне пора.