Она выбросила в урну почти целую сигарету и зашла в институт.
***
Хотел тут поцеловать Анечку. Мне вдруг показалось, она обижается, что я не обращаю на неё внимание. Едва я наклонился, как её точно током ударило – она резко отстранилась и зажала нос:
– Ой, отойдите, отойдите, пожалуйста!
Вижу, у неё на глазах слёзы выступили.
– В чём дело? – спрашиваю.
– От вас так пахнет смесью перегара и бомжа, что я просто не могу…
Пристыжённый, я вернулся к себе.
***
Проснулся я вечером. Чувствую, кто-то толкает меня. Глаза открываю, совсем темно вроде, только какие-то огоньки где-то блестят. Это, думаю, фонари. И поворачиваюсь на другой бок. Холодновато, видимо, окно открыто.
Меня опять толкают. Кто это, интересно, – мелькает у меня в голове. – Я же один живу…
Понять сложно, ничего не соображаю.
– Пошёл на хер, – говорю.
– Вставай, блин! – не отстаёт неизвестный.
– Если я сейчас встану, то ты ляжешь, гандон!
Тут мне этот незнакомец залепил мощный подзатыльник. Я попытался вскочить в гневе, да какой там вскочить, я еле сполз, да ещё чуть не упал. Короче, сел я кое-как и вижу, что надо мной звёзды сияют нежно, луна такая круглая и приветливая, а я на скамейке во дворике института всё ещё пьяный. Надо мной, затмевая часть неба, колышется какая-то тень. Смотрю, и понимаю, что это Егор Мотельевич.
– Иван, ты охренел? Ты спишь здесь полдня. Тебя весь институт видел.
– Простите, Егор Мотельевич, – поник я. – Заснул.
– Я вижу, что заснул! Не по чину ты Иван, бухаешь! Не по чину!
– Это как?