Следственный центр находился под Комитиумом, на большой глубине. Безупречно чистые стены коридора были выложены белой плиткой. Под потолком негромко гудели люминесцентные трубки первосвета. Пол тоже был белым, отчего появление Ханта казалось вторжением черного и серого. Он уверенно шел к запечатанным металлическим дверям в конце длинного коридора.
Брайс шла на шаг позади и просто наблюдала за движениями Ханта. За его походкой, за тем, как охранники на входе, едва проверив его удостоверение, пропустили Ханта дальше. Брайс и не подозревала, что Комитиум имеет столь обширные подземелья с камерами и комнатами для допросов.
Место, где она побывала пару лет назад, в ночь гибели Даники, находилось далеко в стороне отсюда. Там действовали иные правила, регламентированные протоколами. А здесь… Она старалась не думать о назначении этой части подземелья. Все законы кончались за его порогом.
Запах здесь ощущался только один – запах чистящего средства. Вероятно, полы приходилось мыть очень часто. Канализационные решетки, попадавшиеся в полу через каждые несколько футов, означали… Брайс не хотела думать о предназначении этих решеток.
Они попали в помещение без окон. (Окна здесь существовали только для наблюдения из соседних помещений.) Хант приложил ладонь к круглому металлическому замку слева. Послышалось гудение, затем шипение. Хант плечом открыл дверь, заглянул внутрь и кивнул Брайс.
Здешние трубки первосвета гудели, как гнездо шершней. Если она совершит Нырок, поток ее первосвета будет скромным, совсем незаметным. А первосвета после Нырка Ханта, наверное, хватило бы для энергоснабжения целого города.
Иногда ее охватывало любопытство: чей первосвет питает ее телефон, музыкальный центр и кофемашину?
Брайс мысленно одернула себя. Сейчас не время думать о разной ерунде. Вслед за Хантом она вошла в камеру и увидела бледного человека, сидящего за металлическим столом.
По другую сторону стояли еще два стула. Бриггс был в кандалах, цепь от которых крепилась к толстому кольцу в полу. Его белый спортивный костюм был чистым, но…
Увидев изможденное, вытянутое лицо узника, Брайс сделала над собой усилие, чтобы не вздрогнуть. Его темные волосы были коротко острижены. На лице и руках не было следов ссадин и кровоподтеков, но глубоко посаженные глаза казались пустыми, лишенными всякой надежды.
Хант и Брайс уселись напротив Бриггса. Он на них даже не взглянул и не произнес ни слова. Во всех углах мигали красные огоньки видеокамер. Вряд ли охрана ограничилась этим. Брайс не сомневалась: где-то поблизости сейчас наверняка смотрели и слушали все, что происходило в камере.
– Мы не отнимем у тебя много времени, – сказал Хант, словно и он заметил обреченные глаза Бриггса.
– Время, ангел, – это все, что у меня теперь есть. И находиться здесь лучше, чем… там.
«Там» означало Адрестийскую тюрьму. Потухший, безнадежный взгляд был следствием пребывания Бриггса в той тюрьме и обращения с ним.
Брайс улавливала отчаянную просьбу Бриггса поскорее начать задавать вопросы. Она набрала побольше воздуха, приготовившись наполнить тесную камеру звуком своего голоса. Однако Бриггс ее опередил, заговорив сам:
– Какой сегодня день? И какой месяц?
Ее охватил ужас. Она напомнила себе: этот человек хотел устроить взрыв с многочисленными жертвами. Даже если он не убивал Данику, он планировал истребить множество других и развязать полномасштабную войну между людьми и ванирами. Более того, он вынашивал планы свергнуть власть астериев. Потому его и держат за решеткой.
– Двадцатое апреля, – тихо ответил Хант. – А год – пятнадцать тысяч тридцать пятый.
– Неужели прошло только два года?
Брайс сглотнула пересохшим горлом: