– Вы пользуетесь этой комнатой?
– Очень редко. Когда-то мы время от времени устраивали здесь банкеты для американских туристов.
– А мы не могли бы сегодня поесть тут? – задорно спросила Фрэнни.
Оливер был удивлен:
– А ты хочешь?
– По-моему, это было бы изумительно!
Он уловил ее настроение:
– Конечно!
– Мне кажется, замку это понравится – то, что столовая вновь используется.
Оливер встал на колени и полез под стол.
– Боюсь, что я забыл, как он сдвигается.
Фрэнни заметила фамильный герб, отчеканенный на серебряных солонках и на ручках ножей и вилок. Такой же герб, только побольше, был в центре каждой тарелки, и на развернутом свитке четкими золотыми буквами был выведен девиз Халкинов. «Non omnis moriar».
Эта надпись вновь вызвала у нее предчувствие беды, как и тогда, когда она прочитала ее над дверью.
Как Эдвард. Она вздрогнула, внезапно вспомнив странный вопрос, который он задал, держа в руке окаменевшую устрицу.
Язычки пламени трепетали над серебряными подсвечниками, наклонялись в потоке воздуха, и сотни их отражений вспыхивали в унисон на полированных гранях хрустальных бокалов.
Фрэнни надела поверх рубашки еще пуловер, но все равно чувствовала бодрящую прохладу ночного воздуха. Оливер сидел напротив нее за столом красного дерева, сдвинутым до нормальных размеров. Он выглядел расслабленным, рукава джинсовой рубашки были закатаны, бокал он держал в ладонях. Волосы спадали на лицо Оливера, но он даже не пытался их поправить. На столе стояла бутылка с ленточкой, обернутой вокруг горлышка, и красное вино в бокалах имело легкий коричневый оттенок. На этикетке значилось: «Жеврэ-Шамбертэн, 1971».
Развернув фольгу, Фрэнни положила себе грибов, большой помидор и немного молодой картошки.
– Здесь есть привидения? – спросила она.
Его губы тронула теплая улыбка, голубые глаза казались темными при свете свечей.