– Алло? – сказал он. – Клайв! – Его голос стал серьезным. – Я пытался дозвониться до тебя вчера вечером. Какие новости?
Фрэнни молча наблюдала за ним. Он говорил очень мало, больше слушал, затем с мрачным выражением лица повесил трубку. Он выглядел так, что, казалось, даже яркий солнечный свет в кухне померк.
– Доминик, – произнес он. – Они пришили один палец, но особой надежды нет. Остальные спасти не удалось – кости слишком сильно раздроблены.
Эдвард постучал по полу, и жук направился к стене.
– Бедный мальчик, – вырвалось у Фрэнни.
– Лучше бы это была его левая рука, а, пап? – сказал Эдвард, не поднимая головы.
– Ты уже говорил это вчера. Лучше бы этого вообще не произошло. – Он повернулся к Фрэнни: – Чай или кофе?
– Кофе, пожалуйста.
– Сядь и расслабься, почитай газету. Хочешь хлопьев?
Фрэнни насыпала себе в тарелку кукурузных хлопьев, которых не ела сто лет. Несмотря на все пережитые потрясения, она хотела есть, как будто чувствуя, что предстоят события, перед которыми нужно подкрепиться. Оливер бросил на сковородку кусок масла.
– Папа, ты сделаешь мне еще одну порцию? Я все еще хочу есть.
– Я сделаю тебе еще тост, если ты обещаешь сразу после завтрака пойти и набрать в саду слив.
– А можно Фрэнни пойдет со мной?
– Фрэнни, наверное, хочет посидеть здесь. – Он подмигнул ей, потряс сковородку, чтобы масло растеклось по ней, потом разбил в миску два яйца, взболтал их и, обмакнув туда два ломтика хлеба, бросил их на сковородку.
– Фрэнни, – спросил Эдвард. – Ты пойдешь?
– Конечно.
Она улыбнулась его ужимкам, а он весело посмотрел на отца и жадно зачмокал губами, изображая голод.
Оливер снял тост со сковороды и полил его кленовым сиропом.
– Готово.
– Папа, смотри! Фрэнни!