Сегодня истекает срок предъявления обвинения. Но уже ясно, что обвинитель потребует продления срока содержания под стражей еще на две недели: следствие буксует, и, скорее всего, им и двух недель не хватит.
После собеседования Эмили вернулась в свою комнату. Йоссан сидела и что-то строчила на компьютере. Вернулась, наконец, из своего Люксембурга.
– Как ты, Пиппа? Поправилась?
– Не знаю…
Если удалось отвертеться от вопросов Магнуса – конечно, да! Поправилась.
Йосефин: краткий доклад. После приезда спала двадцать часов подряд. Выпила две чашки какого-то специального чая, четыре упражнения, в переводе с китайского называющихся «Приветствие восходящему солнцу», и залегла. Даже телефон выключила.
– Подождут, – сказала она. – Договор уже в гавани, вот-вот зачалим. Все подписано. Так что я исчезла. Ровно на сутки. И лучше бы вообще сегодня не являлась.
В ее тоне ясно слышалось раздражение.
– Вчера нас, тех, кто работал над проектом, пригласил Магнус. «Вы были великолепны, вы были незаменимы, вы замечательно провели дело, вы показали истинный дух “Лейонс”. Замечательно поработали, девушки». И мы получили в благодарность… – она сделала театральную паузу, – получили в благодарность по бутылке «Сансер Життон»! Небольшой бонус, сказал он. Идиот. Я проверила на сайте «Системета» – меньше двухсот спенн бутылка. Юнас Бергквист в благодарность за проект «Пузырь» заработал ужин в «Оуксене». А там работы втрое меньше… Скупердяй хренов. Разопьем вечерком?
Эмили задумалась. Последние пару дней она лежала дома, не в силах подняться: как только пыталась заснуть, в голове проплывали жуткие картины из Сольне. Они словно возникали на сетчатке, вначале расплывчатые и бесцветные, как в сепии, потом все ярче и ярче – красные, желто-фиолетовые… открывала глаза, пила воду, закрывала, переворачивала подушку – опять. Невыносимо.
Йоссан жила на Норра Меларстранд: старинная, безупречно вылизанная квартира с настоящим мрамором в ванной и ультрамодернистскими духовками элитной фирмы «Гаггенау» в кухне. Внимание: множественное число. Духовками.
– Паровая тоже нужна, – не допускающим сомнений голосом сказала Йосефин.
Поговорили о ярких галстуках Магнуса Хассела и его коллекции живописи. Посмеялись над зеленой глазастой вульвой, которая по размерам могла бы принадлежать статуе Свободы. Пожаловались друг другу на постоянный стресс – и Эмили чуть не рассказала о своей работе на стороне, о Беньямине.
Черт знает что – стресс в «Лейонс». Левая работа. Стрельба в Сольне. Нельзя жечь свечу с двух сторон. Ей нужны эти таблетки.
– Я ходила к врачу, он выписал мне лекарство. От стресса.
Йосефин вопросительно посмотрела, но Эмили уклонилась от продолжения. Даже Йоссан не стоит знать, что она принимает препарат, классифицируемый как наркотик. Даже Йоссан – одна из немногих, кого она могла назвать подругой.
После «Сансера», дополненного бутылкой шабли, Йоссан рассказала, что случилось с ней два года назад.
– Еще до того, как мы с тобой сидели в одном кабинете. Я оформляла гигантскую транзакцию… история продолжалась три месяца, у меня не было ни одного выходного. Каждый день до полуночи. Обычная песня Магнуса: «В британских адвокатурах толпятся стаи голодных юристов из Индии и Восточной Европы. Они готовы работать за гроши с утра до ночи, и мы, к сожалению, должны суметь с ними конкурировать».
Вот так. Когда закончили, я заказала недельную поездку в Рим с мамой. Мне надо было отдохнуть. И что ты думаешь? Поездку пришлось отменить. На меня свалился проект «Ту Старз». Опять работала две недели ночью и днем. Полное безумие. Это не фигура речи. Буквально: ночью и днем. Потом посчитала: за эти две недели спала меньше сорока часов. До того дошло, что звонила маме и не могла слова вымолвить – рыдала, как истеричка. В конце концов приятель предложил попробовать «одну штучку», как он сказал. В пакетике.
– Не понимаю.