Психомех

— Да?

Гаррисон усмехнулся в сторону грузного человека, туда, где он стоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Ничего, но у него есть одно преимущество передо мной, сейчас, по крайней мере.

— Вилли, что ты сделал?

— Ничего, Томас, уверяю вас. По-моему, капрал хочет сказать, что я могу видеть фройлен Малер, а он нет. В этом и есть мое преимущество. Они завтракали сегодня вместе. Может, я чему-то помешал?

Гаррисон и Шредер рассмеялись вместе, но последний смеялся недолго, его смех перешел в сухой кашель. Он сильнее сжал руку Гаррисона, когда спазмы скрутили его тело. В следующую минуту они прошли.

— Вилли, — голос Шредера был надломлен, — тебе надо заняться делами. Ты можешь оставить мистера Гаррисона со мной.

— Да, Томас, спасибо, — Кених повернулся к Гаррисону. — Надеюсь увидеть вас позже, сэр.

Когда Кених ушел. Шредер и Гаррисон какое-то время сидели молча.

— Кресло-каталка, боли в груди, внутренние повреждения, общая слабость, — произнес наконец Гаррисон. — И вы спрашиваете, очень ли меня беспокоит? Моя боль вся в моем мозгу, и она стирается. Ваша боль физическая, настоящая, и день ото дня становится все хуже.

— Между нами еще есть разница, — заметил Шредер. — Ты был неповинен в происшедшем, а я нет. Можно даже сказать, я был причиной всему случившемуся. Возможно, я получил то, что заслужил. Но ты достоин лучшего. Поэтому я в долгу перед тобой. И этот долг я намерен выплатить. Полностью.

— Забудьте это, — ответил Гаррисон твердо. — Скажем так, никто никому ничего не должен.

— Я не понимаю, — голос Шредера звучал озадаченно.

— Вы не можете вернуть мне глаза, — сказал Гаррисон. — Их нет — навсегда. Я знаю, вы богатый человек, но этот долг вы просто не можете вернуть. Не надо изводить себя, пытаясь это сделать.

— По крайней мере, ты не откажешься выпить? Плохой бренди, пахнущий пробкой? — помолчав произнес Шредер.

Гаррисон усмехнулся, радуясь, что тон разговора смягчился.

— Вы говорили с Вилли, — сказал он, — и если уж мы заговорили о Вилли, то как получается, что он называет меня “сэр”, а вас — Томас?

Шредер усмехнулся.

— Я приказал ему называть меня Томас, — объяснил он. — Мне пришлось приказать, так как это был единственный способ. А что касается того, что он обращается к тебе “сэр”, то он и будет называть тебя так еще долгие и долгие годы.

— Я не совсем понимаю. То есть, я хочу сказать, что я здесь только на одну неделю.