Киссинджер выключил телевизор, вышел на улицу. Двор выходил на берег. Безбрежный океан тянулся за горизонт. Синий, искрящийся в лучах яркого, теплого солнца. Киссинджер вздрогнул, увидев летящего с неба человека.
Создатель ударился о ставшие твердыми, словно камень, воды и потерял сознание.
Киссинджер завороженно смотрел, как тело незнакомца медленно опускается на коралловое дно. О падающих с неба ангелах и демонах он не слышал, потому что трансляции об этом предназначались для категории, достигшей рубежа в восемьдесят лет. Другим доступ был закрыт.
Сознание вернулось, и Создатель открыл глаза. Ставшее человеческим тело болело. Казалось, что сломана каждая кость. Создатель закряхтел, перевернулся на спину. Держаться на поверхности воды было несложно, но чтобы плыть к берегу, сил не было.
— Эй! — позвал Создатель Сола Киссинджера. — Да, да. Я к тебе обращаюсь, бумагомарака никчемная!
— Я могу вам помочь? — растерянно спросил Киссинджер.
— Да. Можешь. Вытащи меня на берег, черт бы тебя побрал!
Дом Сола Киссинджера. Создатель вытирается, натягивает на свое человеческое воплощение одежду Киссинджера.
— Что за странная мода у вас, евреев? — хмурится Создатель. — Вам что, всегда нужно выделиться?
— Откуда ты знаешь, что я еврей? — растерянно хлопает глазами Киссинджер.
— Я много чего знаю, — говорит Создатель. — Выпить ничего нет?
— Выпить?
— Я с неба только что ради вас упал. Думаешь, не заслужил?
— У меня только минералка.
— Что, даже пива нет?
— Что такое пиво?
— Что такое пиво?! — Создатель мерит Киссинджера пораженным взглядом, качает головой. — Во что превращается мир… — он тихо бранится себе под нос. Слова кажутся Киссинджеру незнакомыми. Никто так не говорит очень давно. Человечество переросло это. Человечество созрело для лучшего.
— Человечество вырождается, — говорит Создатель, читая мысли.
— Вырождается? — Киссинджер чувствует неясную обиду. — Да кто ты такой вообще?
— Я твой Бог.