Ревелль

Трудно одолеть путешественника во времени, если ты ему даже врезать не можешь.

Ближе к полудню Роджер повел меня и Тристу в продолговатое, похожее на барак здание позади Большого шатра. На соленом воздухе под солнцем доски полиняли, стены стали уныло-серыми. Дом веселья занимал второй этаж, а на первом располагалось семейство Ревелль.

– Обычно селили по трое в комнату, а если пожалуешься, то запихивали и больше, – с гордостью разъяснил Роджер и повел нас по длинному коридору, увешанному старыми афишами и семейными портретами. Кое-где они перемежались хвалебными объявлениями: «Кэролин Ревелль, 1876, пела оперетту так, что зрители аплодировали стоя! Артур Ревелль, 1893, жонглировал семнадцатью мячами!»

Мимо промчалась стайка детей, и Триста прижалась к стене.

– У себя дома я целыми днями никого не видела, кроме Дьюи и учителя. Даже по выходным.

– Триста, дорогая, не всем же жить в особняках.

– Я не об этом. – Она провела рукой по плакату с женщиной, позирующей на канате. – Что угодно отдала бы за нечто подобное.

– И я тоже. – В глубине души я все еще этого хотел.

Роджер указал на имя канатоходки: Рут Ревелль.

– Видите? Это Нана.

– Ого. Ну и красоткой была твоя бабушка. – Триста расправила помятый край плаката.

– Только не говори такие вещи при ней в прошедшем времени. – Роджер постучал в дверь. – Нана! Ты в приличном виде?

– Я никогда не бываю в приличном виде, – донесся изнутри приглушенный голос Наны. – Но всегда рада гостям.

Роджер открыл дверь – и отшатнулся, как громом пораженный.

В кресле напротив Наны сидела пожилая белолицая дама, в ее седых волосах виднелись аккуратные рожки. По обе стороны от нее стояли две девушки. Обе красавицы, с глазами зелеными, как молодая трава, и мерцающими рогами цвета слоновой кости, выглядывающими из-под копны вьющихся темных волос. Одна из них удивленно уставилась на Роджера, будто не верила своим глазам.

Нана была очень довольна.

– Роджер, ты, конечно, помнишь Маргарет.

Я взглянул на Роджера. Значит, это и есть та самая Маргарет. За годы нашей дружбы я слышал о ней столько всего, что для меня ее образ превратился в нечто мифическое, но вот она стоит и смотрит на нас разинув рот, несомненно живая, хоть и бледная как привидение.

Мне еще ни разу не доводилось видеть, как Роджер теряет дар речи. Он впился в Маргарет полным отчаяния взглядом, словно боялся, что стоит отвести глаза – и она канет в небытие. Роджер всегда говорил об их отношениях с напускной небрежностью, но я знал: это всего лишь игра. Она причинила ему много боли. Но только теперь я понял, почему на самом деле он не хотел сюда возвращаться.

Он до сих пор был влюблен в нее по уши.