Тревор догнал меня:
– Ты не хочешь за него замуж. Прекрасно понимаю. Но он тебя любит. И готов сделать все, чтобы завоевать тебя, в том числе охранять твою семью от любых напастей.
– Все, кроме как дать мне драгоценный камень.
Будь у меня на пальце крупный самоцвет, я могла бы не прибегать к своей дополнительной магии месяцами, а то и годами. А если он и вправду победит на выборах, Ревеллям будет гарантировано влияние на нового мэра. И мне всего-то нужен для этого большой, увесистый бриллиант.
У входа стояли Колетт и Милли, они помахали мне, подзывая. Милли взяла Тревора под руку:
– Как вам этот чудесный вечер, мистер Эдвардс?
– Я счастлив быть здесь с вами.
Милли просияла и невольно зашагала с ним в ногу. Ее светонить вспыхнула алым. Интересно.
– Дьюи не возражает, что ты проведешь вечер с нами? – вполголоса спросила Колетт. – Ведь выборы совсем скоро.
Чудесно. Даже не видя болезненной светонити, привязывающей меня к нему, Колетт догадалась, что он держит меня на коротком поводке.
– Я не нуждаюсь в его разрешении.
– Ты помогла ему снять вставные зубы перед уходом?
Не удержавшись от смеха, я ткнула ее локтем:
– Нехорошо шутить над тем, что он стареет.
– А представляешь – просыпаешься ты завтра, а тебе уже тридцать четыре? – Колетт передернуло.
– Даже старше, чем были наши матери. – «Когда их не стало».
Она призадумалась. Раньше мы часто говорили о них, но с некоторых пор перестали.
– Верно, – сказала она наконец и смягчившимся голосом добавила: – А какие они были красивые!
Я попыталась вытащить из памяти мамин облик, но со временем детали вырисовывались все менее отчетливо. Я постепенно забывала ее.
Колетт взяла меня под руку. По ее светонити проплыли тонкие завитки горя.