Ревелль

Он стиснул мне плечо:

– Я все понимаю. Честное слово, поверь. Но я не позволю тебе пожертвовать жизнью ради нее. Если она хочет остаться с Дьюи, тебе надо уехать.

Но он не понимал, почему она обрекает себя на вечные страдания. Не знал про ее диковинную магию, не догадывался, что она лишает себя сна, потому что боится выронить светонить Дьюи. Не мог даже представить, в каких муках проходит каждый ее день.

Я вытер грязные ладони о штаны:

– Знаешь, у меня тоже есть гордость.

– Вот и хорошо. – Он прищурился. – Потому что Дьюи и Лакс как раз идут сюда.

Я резко обернулся. Насколько я слышал, весь день они ходили с участка на участок, сопровождаемые джаз-оркестром. Жизнерадостная мелодия разносилась над руинами Большого шатра и бередила еще не зажившие раны. Мои раны. Остальные Ревелли по очереди отлучались на избирательные участки отдать голоса за будущего мэра.

Его трудно было не заметить – Дьюи раздувал грудь, будто самодовольный боксер, и не выпускал из объятий Лакс, свой сияющий трофей.

Роджер прищурился:

– А это что еще на ней такое?

Пышное бледно-голубое платье с оборками больше подошло бы кукле.

– Кажется, Дьюи решил обновить ее гардероб.

– Она стала похожа на зефирину.

На дурацкую голубоватую зефирину. Это платье совершенно не шло ей, оно было атрибутом той роли, которую она сейчас играет и которую вознамерилась играть до конца своих дней.

Ее глаза встретились с моими и широко раскрылись. Глаза Дьюи тоже.

– Непохоже, что она рада меня видеть.

– Она же велела тебе катиться отсюда, – напомнил Роджер безо всякой необходимости. – Может, опять снимешь рубашку? Вчера, кажется, подействовало.

Дьюи прямиком двинулся к нам, наклонив голову, как бодливый бык.

Ну и ладно. Пусть налетает на меня всеми своими сто семидесятью пятью сантиметрами.

Побагровев, он схватил Лакс за руку и потащил за собой. Ее нелепое платье цеплялось за обгорелые щепки. Она торопливо сказала что-то, пытаясь остановить его, но Дьюи лез напролом.