Эти каракули всю ночь не давали мне уснуть. Дьюи играл в бога, подбирая верную комбинацию чужих жизней и смертей, которая приведет его к власти. И с моей помощью он на всех парах движется к должности мэра. Все утро он водил меня от одного избирательного участка к другому, приказывал мне использовать магию, чтобы внушить всем мысль, что проголосовать нужно за него. И каждый раз просил Тревора подтвердить, что я делаю так, как он сказал.
Приходилось слушаться.
«Твои дни сочтены», – сказала Страттори. Однако я еще жива.
– Умница, дорогуша, – Дьюи потрепал меня по щеке. – Играешь как по нотам.
– То есть?
– Он тебя любит. – Дьюи презрительно фыркнул, и в тон его ухмылке я нацепила свою безжалостную улыбку. – А любовь – это величайшая слабость. Стоит только выяснить, кого любит твой противник, и можно из него веревки вить.
Как из Розы Эффижен и ее сына. Или Фрэнка Хроноса, у которого тоже остался сын.
Мне хотелось голыми руками содрать с лица Дьюи эту самодовольную ухмылку.
– Смотри. – Дьюи, усмехаясь, указал в конец переулка. – Его загнали в угол.
Толпа, напирая, прижала Джеймисона и Роджера к стене. Вспыхнула драка, чей-то кулак впечатался в красивое лицо Джеймисона. Уже в третий раз за лето. А он даже не пытался отбиваться.
Черт возьми. Они должны были запугать его, а не бить.
Превозмогая усталость, я схватила их светонити. В голове трубным гласом звучало предостережение доктора Страттори. Но раз уж я ввергла толпу в эту лихорадку, мне нужно всех утихомирить. Без магии тут не обойтись.
А Джеймисона нужно выпроводить любой ценой.
Погружение в магию было подобно прыжку головой вниз в замерзшее озеро. Внутри не осталось ничего, только твердый лед и ужасная боль. В голове, в груди вздымалась тяжелая волна. Я споткнулась, схватилась за голову, перед глазами вспыхнули белые огни. Я слышала, как Дьюи окликает меня, но остановиться не могла. Последние капли магии, они должны быть где-то здесь…
Вдруг моя чернильница разбилась вдребезги.
Я вскрикнула, легкие наполнила резкая боль, затопила, захлестнула волной…
– Лакс!
Грудь сковало льдом. Я закашлялась, и с подбородка на руки закапала какая-то жидкость, на удивление теплая.
– Лакс, что с тобой? Тебе плохо?