Ревелль

– Что-то выглядишь ты не очень.

– Все хорошо. Просто собираюсь с силами. – Я сглотнула подступающий к горлу ком.

Украдкой бросив взгляд в коридор, он понизил голос:

– Тебе совсем не обязательно выходить за него. Ты ведь понимаешь это, правда?

Слезы жгли глаза. Я задержала дыхание, чтобы не разрыдаться.

– Понимаю.

– Зачаруй его, чтобы решил подождать. Спешки нет никакой.

Если бы. Но у Дьюи в распоряжении было все время на свете, а у меня, если верить Страттори, оно почти истекло.

– Я хочу этого, дядя Вольф. Поверь мне.

– Я все думаю о твоей матери. Что сказала бы она. – Дядя глубоко вздохнул. Нахмуренный лоб не вязался с яркой клоунской улыбкой. – Шоу начнется в десять, но у тебя есть еще целая ночь, чтобы передумать.

Его шаги прогремели по коридору, потонув в громком смехе моих родных. Сегодня вечером у них праздник, он поможет им хоть на время забыть об ужасах пожара. Большого шатра уже нет, но мы все равно выступаем. Мы еще живы.

В дверь опять постучали, на сей раз так тихо, что я еле расслышала.

Вошла Маргарет. Она торопливо заперла за собой дверь и стянула шарф, которым были повязаны ее темные волосы и белые рожки. Ее глаза опухли и покраснели, красивое лицо было бледным, но гладким. После того трагического нападения я видела Маргарет только мельком, однако гнойные раны и пузыри на коже накрепко врезались в память. Такое не забывается.

– Ты пришла, – едва слышно шепнула я. – Спасибо.

– Ты написала мне впервые за три года, – сказала она. – Я решила, что дело очень важное.

Да, еще какое. Достаточно важное, чтобы выдернуть ее из пучины горя. И чтобы подвергнуть риску ее жизнь.

Маргарет превратилась в тень той шестнадцатилетней девчонки, которая постоянно маячила за кулисами на всех наших представлениях. Не осталось ни блеска в глазах, ни веселой улыбки. Но все-таки она ответила на письмо, пришла, чтобы в трудную минуту помочь моей семье.

– Лакс, ты как? Все хорошо? – спросила она.

Я чуть не рассмеялась. Какое уж тут хорошо!

– Лучше тебе не знать.