Возрождение Феникса. Том 7

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ничего не напоминает? — язвит Антон.

— Может, это всего лишь новая мода? — сам себе не верит Владимир. — Ну как эти дурацкие «йо-йо» в прошлом году?

Ставни стрельчатого окна распахиваются и наружу выглядывает Беркутов. Волосы взлохмачены, а бледное лицо сияет точно такими же татуировками, как у толпы внизу. Арсений вскидывает кулак, что-то говорит и аристократы вторят ему единогласным криком:

— Долг сильных — защищать! Долг слабых — быть сильными!

— Нет, отец. Он их зомбировал, — Антон сжимает кулаки. — Всего одно сражение в «Зарнице», и эти придурки делают себе Беркутовские наколки и ждут под окном нетитулованного школьника, словно верные псы.

— Ты хорошо читал доклад по «Зарнице»? — спрашивает Владимир. — Или как обычно пролистал допросы свидетелей?

— Да я его зачитал до дыр! — краснеет цесаревич от бессильного гнева. — Но бред же! Крылья Симаргла, когти Царя-Огня, молот Сварога… Какой-то бог… Такое ощущение, что гуляки надышались дыма и приняли галлюцинации за действительность!

— Между строк ты ничего и не прочел, — вздыхает Владимир. — Конечно, там не было никакого бога. Но важно не это. Важно то, что видят люди. Вот я царь или не царь, Тоша?

— Царь, конечно, — кивает наследник. — Император, в смысле.

— А почему я император, Тоша?

— Эм, ну потому что ты помазанник Сварога на Земле, — вспоминает цесаревич выдержку из священного текста. — Наместник Кузнеца. Тебя он наделил абсолютной властью, но и абсолютной обязанностью отвечать перед богом за то, что происходит в его владениях.

— Ох, оставь эти глупости для крестьян, — вздыхает император. — Я — император, потому так меня видят люди. Это единственная причина. А теперь глянь вот на это.

Государь откладывает планшет и включает плазму на стене. На экране вспыхивает кафедральный собор Русской сварожской веры. Купола и арки стремительно приближаются. Остаются позади главные ворота, выполненные в виде гигантской арки-звонницы со встроенным карильоном. Внутри собора акцент камеры делается на свежие фрески, украшающие стены и своды.

— За ночь намалевали, — поясняет император.

На фресках влажно поблескивает еще не остывшими красками новый образ. Крылатый блондин с кузнечным молотом, чье лицо сияет золотой вязью татуировок. На груди блондина топорщится ворот школьного пиджака.

Антон разлепляет губы. Цесаревич хочет возмутиться происходящим бредом, но вместо этого выговаривает:

— Фениксиец, — Антон даже не успевает удивиться, откуда ему известно имя нового бога. — Свар Фениксиец.

— Вера решает всё, — вздыхает император. — Сынок, скажу тебе честно, я сам ни хрена не понимаю, что происходит. Но если даже мы с тобой верим в Свара, представь, что чувствуют набожные люди?

— Они примут Беркутова за пророка, — наследник приходит в ужас. Спина покрывается липким потом. — Отец, мы еще можем?! Можем его убрать?!

— Вряд ли, — подумав, отвечает император. — Раньше такой исход был возможен. Но сейчас Беркутов слишком уж светится. Сам видел эту ораву дворян под его подоконником. Они верят, придется и нам тоже.