Я поморщилась. Вибрации от боевой магии плохо скажутся на кикиморах, они очень чувствительные. А когда кикиморы нервничают, они только и делают, что едят водоросли. Ох, катастрофа. Русалкам негде будет откладывать икру, а водяные…
Ладони сами сжались в кулаки.
— Тот, который в башне, не жалует ведьм, — сообщил оборотень.
— Как ты это понял?
— Он бегал вокруг башни, то и дело повторяя: "Ведьмы. Ведьмы. Ведьмы"
В памяти шевельнулось смутное воспоминание. Но оно было как будто во тьме. Тьма, черная и непроглядная, как сама бездна, — тоже что-то знакомое.
— А этот маг хорош собой? — спросила я, пытаясь ухватить ускользающий образ.
— М-м-м… ну… эм-м… — оборотень очень долго раздумывал над ответом. — Он такой, как бы это…
Столь яркому описанию могли бы позавидовать поэты. Какая глубина. Просто картинка возникает перед глазами.
— Ладно, Альберт, у меня есть две новости.
На самом деле больше, но так принято говорить.
— Хорошая и плохая? — Оборотень ухмыльнулся.
Я уже предвидела, что мои слова сотрут улыбку, и не стала давать определений. К чему ярлыки, когда новость способна удивлять.
— Нам предстоит сразиться за независимость моего заповедника. Противников у нас на любой вкус: и ведьмы, и голем с вредным духом, и твой знакомый Молчаливый, и маг в башне.
Не дав Альберту перевести дух, я обрушила на него:
— Готовься… Будем извлекать артефакт. Он мне понадобится.
Оборотень выглядел шокированным.
— Но вы же говорили, что еще нельзя, — осторожно возразил он.
— Я передумала. Сейчас возьму этот самый жезл в свои руки, и кому-то мало не покажется.
Альберт изо всех сил старался держаться.