Притча о блудном сыне – самая длинная из всех притч Иисуса. Ее можно разделить на четыре части, соответствующие четырем основным фазам развития сюжета. Первая часть служит прологом к повествованию: в ней обозначается исходный пункт истории, от которого разойдутся в разные стороны три сюжетные линии, связанные с тремя героями притчи. Во второй части центральное место занимает младший сын: описывается история его ухода из отеческого дома, его злоключений в далекой стране, его раскаяния и возвращения. Третья часть посвящена встрече отца и сына: фигура отца здесь является центральной. В четвертой части появляется третий персонаж притчи – старший сын; описывается его конфликт с отцом; однако образ отца доминирует и здесь.
Возвращение блудного сына
В каком-то смысле притча о блудном сыне является сокращенным изложением всего Евангелия. Если бы из всех притч, произнесенных Иисусом, надо было выбрать одну, наиболее полно отражающую общий смысл Его вести, обращенной к человечеству, следовало бы выбрать именно эту притчу. Если бы во всем Новом Завете необходимо было обозначить образ, наиболее точно соответствующий тому, что Иисус говорил о Своем Отце, это был бы образ отца из притчи о блудном сыне. Если бы требовалось найти один символ, наиболее емко и лаконично отражающий христианское видение человечества в его взаимоотношениях с Богом, это был бы блудный сын.
Сюжет притчи отражает наиболее фундаментальные аспекты жизни человека, включая его место в семье и обществе. В древнем средиземноморском обществе, отмечает исследователь, каждый имел «социальную карту», которая определяла его место в мире: «.она говорила человеку, кто он, кто его родственники, как реагировать и как себя вести. В центре этой карты была семья, особенно отец; далее шли деревня, город, и так вплоть до границ мироздания»[241]. Социальная карта блудного сына включала его семью и его родной дом; после ухода из дома она расширилась до пределов далекой страны, но из нее были вынуты основополагающие элементы его самоидентичности, прежде всего его связь с отцом. И дело здесь не только в том, что он повзрослел и стал жить отдельно от отца, – дело в том, что он разорвал связь с отцом, семьей, домом, отторгнув себя от той естественной среды, в которой он развивался как личность.
Уже в раннехристианскую эпоху в притче увидели универсальный смысл. В частности, некоторые толкователи понимали под старшим сыном ангелов, а под младшим – человечество после грехопадения[242]. Другие видели в старшем сыне израильский народ, в младшем – язычников[243]. Третьи оспаривали правомочность такого рода толкований[244]. Суммируя различные точки зрения, Феофилакт Болгарский писал:
Небезызвестно мне, что некоторые под старшим сыном разумели ангелов, а под младшим – природу человеческую, возмутившуюся и не покорившуюся данной заповеди. Другие разумели под старшим израильтян, а под младшим – язычников. Но истинно то, что мы сейчас сказали, именно: что старший сын представляет собой лицо праведных, а младший – грешников и раскаивающихся, и все построение притчи составилось из-за фарисеев, которым Господь внушает, что они, хотя бы сами были и праведны, не должны огорчаться принятием грешников[245].
Восприятие притчи в качестве символического описания того, что произошло с человечеством в лице Адама, характерно как для древних, так и для современных толкователей:
Не скрывается ли за сими словами «по прошествии немногих дней» тайна кратковременного пребывания Адама в раю? Совершив грех, Адам тем самым потребовал и добился раздела с Богом. Отделившись от Бога, он увидел наготу свою, то есть увидел: без Бога он – ничто. И Бог по милости Своей не отпустил его нагим, но сделал ему одежды – в соответствии с его умалившимся ростом; одел его в те одежды и отпустил (Быт. 3:21). Произошедшее
Прямой и непосредственный контекст, в котором была произнесена притча, составляла ситуация, сложившаяся вокруг Иисуса: с одной стороны, следующие за Ним по пятам мытари и грешники, алчущие слова Божия, жаждущие исцеления от недугов душевных и телесных, с другой – фарисеи и книжники, наблюдающие за этой картиной со стороны, с недоверием и брезгливостью, перерастающими в ропот и негодование. Почему Он уделяет столько внимания отбросам общества, а их, фарисеев и книжников, – носителей знания и благочестия, знатоков закона и Писания, элиту израильского народа – постоянно обличает и оскорбляет, называя лицемерами, порождениями ехидниными и другими обидными наименованиями? Кто Он такой, чтобы так радикально пересмотреть всю систему ценностей, на которой веками строилась жизнь еврейского народа?
Блудный сын пасет свиней
Это возмущение и ропот фарисеев, это их неизменное сопротивление – будь то в мыслях или на словах – тому, что Он говорил и делал, постоянно преследуют Иисуса. И Он вновь и вновь считает нужным объяснить им, что
Притча о блудном сыне начинается так же, как и другая притча о двух сыновьях (Мф. 21:28). Однако ситуация, описанная в первом стихе, не вполне типична для израильского народа. По закону Моисееву, «наследственный удел» после смерти богатого человека переходил к его сыну; если у него не было сына, то к дочери; если вообще не было детей, то к братьям или другим родственникам (Чис. 27:8-11). В том случае, если у человека было двое или более сыновей, «наследственный удел», как правило, получал старший. Это позволяло сохранять в неприкосновенности на протяжении многих поколений крупные земельные угодья, не дробя их на более мелкие – в соответствии с количеством детей в каждом новом поколении. Недвижимость, находящаяся на земле, переходила по наследству вместе с землей.
Существовала и другая практика, по которой при наличии у человека двух сыновей первенец получал в наследство две трети имущества, а второй сын – одну треть (Втор. 21:17). В любом случае первородство давало значительные преимущества (Быт. 25:31–34; 27:36–37).
Многое, кроме того, зависело от поведения детей и от воли отца. Как правило, дети получали наследство после смерти отца, но бывало, что отец разделял имущество между сыновьями при жизни. Премудрый Иисус, сын Сирахов, критикует такую практику:
Отец в притче пренебрегает советом премудрого Иисуса и идет навстречу просьбе младшего сына, отдавая ему ту часть имущества, которую он должен был бы получить после смерти отца. Ответ отца на просьбу сына противоречит законам, по которым жило израильское общество во > времена Иисуса. По тогдашним стандартам этот ответ был проявлением слабости. Любой слушатель Иисуса, особенно из числа фарисеев, ожидал бы, что отец из притчи окажет решительное сопротивление воле младшего сына[247].
ebooksa