Затонувшая земля поднимается вновь

– Короче, мне кажется, тебе очень понравится вот это. – Он протягивал «Путешествия наших генов».

– Шикарно, – сказал Шоу. – Спасибо. Возьму все это с собой.

– Бери все это с собой, – сказал Тим Суонн, словно не услышал. – Я подписал книгу.

В следующий визит в дом престарелых Шоу обнаружил мать в общей комнате, в кресле под репродукциями Гримшоу. Оживившись после какой-то перепалки с персоналом то ли из-за постельного белья, то ли из-за ванной – ему толком не объяснили, – она сидела, подвернув под себя ноги, словно девушка куда моложе. Это была поза триумфа, упрямства и возобновленной уверенности в своих вариантах. В краешке ее глаза поблескивал солнечный свет. Скоро она уже наотрез отказывалась идти к себе в комнату и смотреть «Эта замечательная жизнь».

– Но ты же сказала, тебе нравится.

Она рассмеялась.

– Ни разу такого не говорила. – Затем, бросив на «В опасности» Гримшоу презрительный взгляд, словно нашла у художника такую же простейшую ошибку насчет положения вещей: – И эти мне не очень.

– А что тебе больше нравится? – спросил Шоу. – Моркамский пирс?

Он достал книжку Тима Суонна, открыл наобум и начал читать вслух. Его голос во время чтения вгонял мать в пассивность. Он лелеял это эмоциональное преимущество с шести лет – того времени в его жизни, когда она казалась сфинксом или каким-нибудь еще мифологическим созданием: харизматичным, подверженным капризам, которое трудно познать и еще труднее умилостивить. Это стало его единственным оружием в асимметричном конфликте матери и сына. Теперь она – скорее обуза, чем угроза, – полусидела-полулежала в восковом покое, уставившись в сад, где по газону с каким-то взмыленным видом скакал дрозд.

– Не думай, будто я не знаю, чего ты добиваешься, – сказала она. – Хочешь ко мне подлизаться.

Слушая, она не спускала глаз с трудов дрозда среди копролитов. Где-то через десять минут она поднялась на ноги, постучала в окно и с удовлетворением смотрела, как птица улетела.

– Что-то маловато сюжета, – сказала она. – В этой твоей книжке.

Шоу признал, что маловато. Такая же строчка за строчкой неорганизованная, как и «Дом Воды». Статьи из научных периодических изданий всех видов стояли бок о бок со статьями-топами и городскими легендами. Эти принципиально бессвязные тезисы грамматически верно объединялись, чтобы выводить якобы причинно-следственные взаимосвязи. Совершенно разумные переходы вроде «однако» и «хотя действительно» скрепляли лишенные всякого смысла утверждения, словно автор научился подражать структуре предложений, но не представлял, как привязать к ним содержание. Неправильно называть такой подход «выборочным», думал Шоу, потому что это предполагает наличие теории, ради которой данные выбирали. А он читал просто бесконечное перечисление тезисов.

Пролистывая книгу в поисках того, что завладеет интересом матери, он наткнулся на репродукцию карты со стены офиса – на полную страницу, в трех цветах и с дополнительными символами, из которых он не узнал ни одного.

– Книга не моя, – сказал он, – если что.

В пассаже под картой Тим задавался вопросом: «Кому хотя бы раз в жизни не снились странные организмы? Паразиты. Водорослевые маты. Микроскопическая активность в базальте земной коры, опознаваемая лишь по продуктам жизнедеятельности, – „возможно, крупнейшая экосистема на Земле“. Не совсем животные. А чаще всего, надо сказать, – то, что живет в слоях слива. Они мягкие. Еще мне снится жилистая, волокнистая штука, как в испортившемся авокадо. В моем случае она темно-красная и находится во всем».

Шоу закрыл книгу и пожал плечами.

– Ну так-то, знаешь, всегда можно посмотреть Дэвида Аттенборо, – сказал он.

– Я отлично знаю, что ты делаешь.