— Я б ы л женат, — Григорий сказал, как отрезал, и на этом стало ясно, что разговор окончен.
Астролягов вернулся к спискам неблагонадёжных и подозрительных авторов. Они все были по-своему плохи, но самым худшим оказалось то, что было не за что зацепиться. Списки были составлены, но оставалось ощущение пустоты криминального поиска.
«Именно так и тянут пустышку, — вспомнил он роман «В августе 44-го». — И это похуже, чем вытянуть пустышку в домино».
Почему-то он подумал об Алле. Что мог бы на ней жениться, ведь они знакомы давным-давно.
(У его одноклассника скоро будет четверо детей!)
А теперь он чувствует отстранение от неё, словно близость съедала работа в издательстве.
Это Алла привела к нему Ника Далёва, соединив журналистику, от которой он ушёл, с книгоизданием, к которому он пришёл.
Неуёмный Ник Далёв взбаламутил в душе репортёрскую прыть, успешно подзабытую.
Или это весна?
Тут же он подумал, что Ник Далёв и маньяки как-то связаны.
Астролягов замер. Списки неблагонадёжных авторов сделались ненужными, как сами авторы.
Ник Далёв и был автором.
Непризнанным.
Холостым.
Ненужным.
И не он один.
Холостяком был Иван Строев. Обеспеченным. Талантливым. Слишком амбициозным, чтобы мириться с положением, как мало популярности принесла ему литература.
Возможно, порицающим «Напалм» за то, что издательство никак не вкладывается в его продвижение на литературных конкурсах и книжном рынке.
Иван Строев внешне был слишком хорош и безупречен, чтобы оказаться вне подозрений бульварного журналиста.
Астролягов ощутил знакомое жжение — он держал в руках сенсацию.