Я сбивчиво рассказываю диспетчеру, что произошло. Она с трудом меня понимает: я заикаюсь и путаюсь в словах, формулировать мысли сейчас невероятно трудно. Но через какое-то время мне все же удается объяснить и про Ноя, и про то, что случилось с Шарлоттой.
Нет, я не видела никакой крови или колотых ран. Нет, я не слышала пистолетного выстрела. Она просто не двигается.
Наконец мне сообщают, что скорая и полиция уже в пути, и я встаю перед непростым выбором: попытаться сбежать или запереться в комнате?
Я вообще смогу спрыгнуть с балкона?
Выглядываю в окно, отодвинув занавеску. Снаружи темно, хоть глаз выколи, но и при таком освещении мне становится ясно, что даже в нормальном состоянии безопасно спрыгнуть с такой высоты не получится, тем более у беременной женщины.
– Мэм, вы еще тут? – спрашивает диспетчер.
– Да, – шепчу я. – Я постараюсь выйти наружу.
Я не слышу ее ответа и отключаю звук на телефоне, чтобы его не услышал Ной.
Медленно открываю дверь, ожидая, что он вот-вот набросится на меня из-за угла. Теперь, когда Шарлотта затихла, в доме тихо. Я вижу, как белеет ее безжизненное тело на полу – она лежит так мирно, словно спит. Пытаюсь уговорить себя, что она просто спит. Просто отдыхает. Может, он накачал ее снотворным?
Да и вообще, осознать ее смерть у меня сейчас никак не получается – я полностью сосредоточена на своем выживании.
Обычно Ной входит через гараж, так что передняя дверь все еще должна быть закрыта. Осторожно подхожу к лестнице и подпрыгиваю от испуга, когда в подвале начинает урчать генератор.
Крадучись спускаюсь по лестнице и замечаю, что дверь в подвал слегка приоткрыта, а с ручки свисает открытый амбарный замок. Тут же бегу на кухню, к стойке с ножами, и хватаю огромный мясницкий нож. Скованные наручниками, мои руки неистово трясутся.
Осторожно миную дверь в подвал, и, скосив глаза, замечаю движение в самой его глубине. Кто-то поднимается по лестнице. Испуганно захлопываю дверь и пытаюсь закрыть ее на замок, но не успеваю. Ной уже тут – он упирается плечом в дверь, медленно открывает ее, и мне не хватает сил его сдержать. В темноте, с обездвиженными руками, мне трудно как следует схватиться за ручку. В суматохе падает телефон, с громким стуком разлетаясь на части, я машинально оборачиваюсь на звук. И Ной пользуется моментом. Удар двери сбивает меня с ног, я отлетаю к стене. Мы смотрим друг на друга.
А затем Ной затягивает на моей шее веревку, которую он, должно быть, нашел в подвале. Я беспорядочно хватаю пережатым горлом воздух.
Мне нужно бороться! Если я ничего не сделаю, мне конец. Я просто потеряю сознание.
Ничего не видя, я вслепую тыкаю ножом в воздух так сильно, как только могу, и он по самую рукоять уходит в живот Ноя. В его глазах отражается удивление, и в следующее мгновение хватка на моем горле ослабевает. Ной хватается за живот, и между его пальцев проступает кровь.
Я тяну нож на себя, а затем наношу еще один удар, заставляя Ноя отшатнуться. Замахиваюсь ножом снова, погружая его в чужую плоть.
Ной делает еще шаг назад, затем другой, но за спиной у него открытая дверь подвала. Он запинается о порог и падает спиной вниз с лестницы.
Ему удается ухватиться ладонью за сломанные перила. Подумать только, еще совсем недавно я хотела попросить его их починить.
Ной вопит так, что кровь стынет в жилах, и я захлопываю дверь, навешиваю замок и с лязгом закрываю задвижку. Руки измазаны в чем-то красном, и в голове никак не укладывается, что это – кровь.