Семья Хомячковых

– Мдаа, я думаю, что этому Петрову водки пить больше нельзя. Это же надо, так над животным издеваться, – сокрушенно покачал головой Хомячков и пошел дальше.

– Вот, это уже другое дело, – сказал он, подходя к другой картине. – Эта как называется?

– Сейчас, сейчас, – зашуршала страницами Фаня, – Ага, вот – «Утро в сосновом бору» художник Шишкин.

– Враки! – воскликнул Хомячков, негодуя, что его так обманывают. – Я помню эту картину! Мне мама в детстве конфеты покупала, так на обертке эти мишки были нарисованы. И назывались они «Мишки в лесу», а художник «Коммунарка».

– Успокойся, успокойся, дорогой, – погладила его по голове Фаня. – Может у этой «Коммунарки» теперь псевдоним такой – Шишкин.

Немного придя в себя, Хома подошел поближе к картине:

– Кажется мне, что там медведи поменьше были.

– Что же ты хочешь, ведь столько лет прошло, выросли.

– Мдаа, медведи выросли, а деревья остались прежними, – подумал Хома, отходя от картины. – Даже поваленную сосну за столько лет не убрали, и куда только лесник смотрит.

Дальше на стене висели овощи, фрукты, рыба и т.д., в общем столько продуктов, что их хватило бы на самый большой банкет. За закуской следовали портреты мужчин и женщин, в шляпах и без, в одежде и без оной. Возле интересных, на Хомин взгляд, работ жена протаскивала его с быстротой «скорой помощи». Так, не сбавляя скорости, они влетели в другой зал, где экспонировалось оружие всех веков.

– Здесь мне не интересно, – сказала Фаня, стоя у двери и рассматривая пушечки, сабельки и тому подобный металлолом.

– А мне нравится, – ответил Хома. Подходя к первому экспонату. – Смотри, вот чем раньше люди делали отбивные.

– Это каменный топор, прочла Фаня в книжке. – С ним охотились на мамонта.

– На кого охотились? – не понял Хомячков.

– На мамонта. Это зверь такой.

– Как теперешняя свинья? – попытался представить себе мамонта Хома.

– Ну, таким топором свинью не убьешь, – усомнилась Фаня. – Скорей всего он был похож на теперешнего кролика.

Остальное оружие они уже где–то когда–то видели, то на картинках в журналах, то в фильмах по телевизору и потому особого интереса оно у них не вызывало. Единственный раз у супругов возник спор при осмотре турецкой сабли. Фаня утверждала, что таким большим и кривым ножом очень не удобно хлеб, на что Хома ответил, что эта железяка служит для срезания веток с деревьев и обрезания кустов.

Третий зал восхитил женщину так, что она забыв про мужа, всплеснула руками и бросилась в центр. Это был зал мебели и украшений XVIII и XIX веков.

– Красота–то какая! – воскликнула Фаня, разглядывая лежащие под стеклом подвески. – Эх, мне бы такие!