– Не обидеть, а задеть.
Я только теперь понял.
– Не было повода. А что?
– Не советую.
– Почему?
– Это все равно что поднять руку на кормилицу. Понимаешь?
Я старался скрыть удивление. Олаф был на корабле одним из самых сдержанных.
– Да, я оказался последним идиотом, – сказал Олаф. – Это было в первый день. Вернее, в первую ночь. Я не мог выйти из почты – там нет дверей, только этакие вращающиеся… Видел?
– Вращающаяся дверь?
– Да нет. Это, кажется, связано с их «бытовой гравитацией». В общем, я крутился, как в колесе, а один тип с девчонкой показывал на меня пальцем и смеялся…
Я почувствовал, что кожа на лице становится тесной.
– Это ничего, что кормилица, – сказал я. – Надеюсь, больше он уже не будет смеяться.
– Нет. У него переломана ключица.
– И тебе ничего не сделали?
– Нет. Я ведь только что вышел из машины, а он меня спровоцировал – я его не сразу ударил, Эл. Я только спросил, что в этом смешного, если я так долго тут не был, а он снова засмеялся и сказал, показывая пальцем вверх: «А, из-за этого обезьяньего цирка».
– «Обезьяньего цирка»?!
– Да. И тогда…
– Подожди. При чем тут «обезьяний цирк»?
– Не знаю. Может, он слышал, что астронавтов крутят в центрифугах. Не знаю, я с ним больше не разговаривал. Вот так. Меня отпустили, только теперь Адапт на Луне обязан лучше обрабатывать прибывших.
– А должен еще кто-нибудь вернуться?